Самая невзрачная жена
Шрифт:
– Доброго вечера, командир, - женщину от него закрыл мужчина с чёрно-седой головой.
– Я командир гарнизона, Ролден, - сразу представился он, скрестив руки на груди. Сзади закрылась дверь за капитаном.
– Откуда вы пришли и куда идёте?
– Мы идём из земель одарённых, чтобы жить среди смертных, - покорно отозвался Эстлиф.
– Как вы прошли через вьюжную ночь?
– Никому той дорогой не пройти, кроме меня.
Недолго они помолчали. Ролден смотрел в глаза одарённого и видел в них... Он не знал что, но почему-то спорить с ним совсем не хотелось. Эстлиф усмехнулся, как будто прочитав мысли принца.
– Боги сказали, что тебе помощь нужна,
Ролден закатил глаза, едва удержавшись от саркастичного смешка: откуда в богах столько заботы о нём?
– Они дают тебе дар искателя, - он протянул руку Ролдену ладонью вверх.
– Но использовать его ты сможешь только один раз!
– Если вы убьёте меня, то из гарнизона не выйдете, - решившись, он протянул руку.
Искры впитались в пальцы и золотой вспышкой пробежали по телу. Ролден подавился криком, сжав зубы. На висках выступил пот, он пошатнулся, но устоял. Странная сила кружила внутри, пробирая от корней волос до ногтей на пальцах ног, а глаза одарённого напротив светились раскалённым золотом, поток силы от него всё шёл и шёл, и Ролден не знал, сколько длился этот ужас из боли и ласкового света. Когда его руку отпустили, принца отбросило на несколько шагов. Ролден поднял взгляд от пола, и... На уровне солнечного сплетения одарённого светилась маленькая искорка золота. Он опустил взгляд: в его груди была такая же, только бледнее.
– Дар твой, если не откажешься от него, - промолвил Эстлиф.
– Можем ли мы спуститься в Лиг?
Голова гудела, как будто он был в шлеме, по которому ударили киркой. Лиг... Что-то такое, связанное с этим названием, принц хотел у них узнать. Что, что же?.. Человек, человек из Лига. Точно!
– Не видели ли вы сиятельной Налы, баронеты Лигской?
– Нет, - отрезал одарённый, про себя поморщившись: была нужда ему говорить больше, чем стоило! Того и гляди из гарнизона не выпустят, закуют в кандалы где-нибудь!
– Тогда идёте записываться, после выходите из гарнизона, куда хотите.
Уходя, женщина посмотрела на принца, как будто что-то понимая или же просто запоминая его лицо. Ему казалось, что он совершил какую-то ошибку... Но не знал, какую и где. Более того, теперь он получил дар. Дар. У Воина. Как это, демоны побери, понимать, в его-то возрасте?!
***
– Как смертная?!
– мальчик-писчий гарнизона удивлённо поправил очки, глядя на Стишу.
– Смертная, и всё тут, - раздражённо ответил Эстлиф.
Им надо было уходить, а мальчишка всё также таращился на Стишу, как на диковинку. В какой-то мере Эстлиф его понимал. Наверное, он также смотрел бы на смертного, скажи тот, что пришёл из-за гор. Но сейчас его это раздражало!
Когда за ними закрылись ворота гарнизона, Стиша шумно выдохнула:
– Страшный у них командир! Вроде даже симпатичный, а как посмотрел - до мурашек страшно стало!
– жаловалась она, дёргая Эстлифа за широкий рукав.
– Стиша, - вздохнул Эстлиф, - не всё ли равно? Выпустил из гарнизона, и хорошо! Нас ждёт источник. Пока по лесам будем прятаться, а потом, может, о нас и вспомнят вышестоящие, - рассмеялся мужчина.
– Ритайлэ своенравна, да?
– спросила у стеклянного серого неба Стиша.
– И это, наверное, самый необычный источник. Я никогда не слышала о подобных ему, которые позволяли бы одарить смертного или же отобрать силу у одарённого.
– Потому Ритайлэ так упорно и искала хранителя, что такие возможности не должны доставаться недостойному.
– А ты у нас, значит, достойный во всех смыслах?
– улыбнулась она, щёлкая мужчину по носу.
– Чьё-то мнение о себе выросло до небес!
– Но ты же всегда мне напомнишь об этом?
– он прижал к себе Стишу.
– Не жалко тебе дара, а, неразумная? Навсегда ведь отреклась, я тебе даже другой дать не смогу!
– Прорицатель сам отказался отпускать меня-одарённую. Буду жить, трудиться, познаю мир смертных - почему бы и нет, в конце концов?
– пожала она плечами, целуя хозяина источника в щёку.
– К тому же теперь тебе не придётся терпеть мои ледяные руки на груди.
– А я бы не отказался!
– протянул Эстлиф, утаскивая на крутую тропу довольную Стишу.
***
Монотонно серые дни вяло текли по кругу: подъём на рассвете, перекус, езда целый день, ночлег у костра и тихие истории графа, сон и продолжение пути с рассветом... Лошадей они купили в первой же деревне. У Налы болело всё, и животное, как будто чувствуя, ступало как можно осторожнее.
– Сегодня вечером прибудем на границу, - аккуратно подъезжая к девушке (дорога была весьма узкой) обрадовал Окшетт.
Нала только и смогла, что кивнуть, смотря на пыльную дорогу под копытами. За эти дни она то бодрилась, готовая к новой жизни, то сникала, боясь её. И всё никак не удавалось найти золотую середину надежд и страхов, только крайности. Граф всё это видел и старался лишний раз не беспокоить девушку, так что волей-неволей и ему пришлось любоваться пейзажами, а не коротать время за остроумной беседой.
Взрывшая песок стрела пустила коней в бег, а Окшетт мгновенно призвал тень, укрывшую их живым щитом. Однако неведомый стрелок оказался гораздо хитрее, и двумя следующими пристрелил коней. Нала закричала, не успевая выдернуть ногу из стремени и падая следом за животным. Сбоку ругался Окшетт, никак не успевавший помочь. А она только и смогла, что закрыть голову руками, падая на бок и судорожно дергая ногой. Закричать от боли не смогла - царапнув щеку, в землю впилась стрела.
Налу закрыла тень, и она, справляясь с цветными кругами перед глазами, стала выдергивать ногу из-под издохшего животного. Давай, Нала, давай! Надо, надо! Надо спастись! К ней подбежал Окшетт, рывком вытянувший девушку из-под коня, пока их закрывала от атак тень.
– Бежать можешь?
– Да!
– ответила Нала, встав на ногу. Она болела, но слушалась.
– Вперёд!
И граф подтолкнул её в лес, который скрывал небольшой особняк - облезший, покрытый плесенью, брошенный не одно столетие назад.
– Прячься!
Приказал он, толкнув массивные металлические двери. Нала влетела внутрь, в переполненное пылью и затхлостью помещение. Не осознавая, что она делает, вбежала в первую же комнату куда была открыта дверь. Свет серого дня отражался в зеркале, покрытом трещинами. Нала едва перевела дыхание, чудом удерживаясь на одной ноге: вторая болела но, кажется, не опухла. Она протянула руку к заклубившемуся туману. От страха бешено билось сердце, боль затмевала все разумные мысли, оставалось осознание близкого спасения, близкого, верного, всего-то ведь надо войти в зеркало, и смерть опять, опять минует! Вспыхнули черные точки, Нала нечаянно перенесла вес на поврежденную ногу и, как подкошенная, рухнула у зеркала, но в голове странно прояснилось. Предательница! Трусиха! Она хотела сбежать, оставив графа одного на верную смерть! В то же время ей казалось, что у него не было шансов: безоружный, что он мог сделать тем, кто нападал на них?! Тени же слабы, как запомнила Нала.