Самая сладкая ложь
Шрифт:
Выскользнувшая из руки Константина чашка упала на ковер, отлетела на паркетный пол и разлетелась осколками по всей комнате.
— Нет, — сказал он сначала тихо, почти шепотом, а потом неожиданно поднимая голос. — Нет, нет! Вы сошли с ума, этого не может быть! Как такое могло случиться? Какой, ко всем чертям, снайпер? Кому было нужно в них стрелять?!
— Я не знаю, сэр, — ответила Яфит. — Мы должны разобраться. Это займет время.
— Отправляйтесь к Мустафе, сейчас же, — сказал Боаз. — И делайте то, что должны. Я жду доклада.
— Так точно, сэр, — ответила Яфит.
В наушниках
Константин сидел у стола, положив голову на руки. Боаз коснулся его плеча.
— Пойдем, — сказал он, — я не думаю, что тебе следует здесь находиться. Я отведу тебя к Нурит.
Он повернулся, убирая его руку.
— Я в состоянии идти сам.
— И все же я тебя проведу. — Боаз помог ему подняться и обратился к Гиладу: — Я сейчас вернусь.
… Доктор Мейер прикрыла жалюзи на окнах кабинета и села напротив посетителя. На ее столе лежала целая гора бумаг, и работу следовало закончить через пару часов, но документам суждено было пролежать нетронутыми еще очень и очень долго.
Константин держал в руках стакан, парой глотков воды из которого он несколько минут назад запил успокоительное, и молчал. Нурит вглядывалась в его лицо и не замечала на нем даже следа эмоций, что пугало ее гораздо больше его неестественной бледности.
— Посмотри на меня, — сказала она и вгляделась в его зрачки. — У тебя кружится голова?
— У меня ничего не кружится, — ответил он и поставил стакан на стол. — У меня… — Он сделал неопределенный жест рукой и тряхнул головой. — То есть, у меня кружится все. Что психоаналитики говорят в таких случаях?
— В таких случаях говорят пациенты. А психоаналитики слушают.
— А если мне нечего сказать?
— Значит, молчат и пациенты. Мы будем молчать вместе. Пока ты не решишь, что хочешь что-то сказать.
Константин снова взял стакан, допил воду, поморщился и убрал влажные волосы со лба.
— Это ведь неправда, — сказал он. — Такое не могло случиться. Я… я ведь люблю ее, понимаешь?
Нурит посмотрела на него и протянула ему руку.
— Я думаю, сейчас тебе лучше поспать. — Она кивнула на кресло в углу кабинета. — Приляг. Я не буду тебе мешать. Я дам тебе снотворное, и ты поспишь пару часов. Тебе станет немного легче, и мы поговорим.
Константин покачал головой.
— Я предпочитаю проснуться и понять, что это был один из самых страшных кошмаров в моей жизни. Или же предпочитаю заснуть и не проснуться. Хорошая мысль, да?
— Ничего хорошего в этой мысли нет. Сейчас ты находишься в состоянии шока, которое лучше всего переживать во сне. Пара часов сна пойдет тебе на пользу.
Она поднялась, встала у него за спиной и положила ладони ему на виски.
— Сейчас ты уснешь, — сказала она. — А потом мы поговорим. Мы будем говорить сколько угодно. Хоть до завтрашнего утра. Я буду говорить с тобой до тех пор, пока у тебя не закончатся слова, до тех пор, пока ты не почувствуешь, что освободился от чего-то, от чего должен освободиться. А потом все понемногу вернется на круги своя.
— К сожалению, я не поддаюсь гипнозу, доктор, — произнес Константин, не открывая глаз.
— При чем же здесь гипноз? Сейчас я дам тебе снотворное. Отдыхай и ни о чем не думай. У тебя есть на это право.
… Майор Толедано, сидевший у стола доктора Мейер, был мрачен. В таком состоянии Нурит не видела коллегу уже давно. Да и видела ли?
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он Константина, который проснулся четверть часа назад, но до сих пор не поднимался из кресла.
— Какое это имеет значение? — пожал он плечами.
— Я ненадолго, хотел тебе кое-что сообщить. Во-первых, насчет снайпера. Он, как ты сам понимаешь, должен был стрелять не в Лию с Махметом, а в пассажиров другой машины.
— Что же, наш «крот» сам себя заказал?
Боаз неопределенно пожал плечами.
— Скорее всего, «крот» предпочел на этот раз не вмешиваться. Вероятно, его уже нет в стране. Для этого у него было время — целых сорок восемь часов. Он отдал документы — разумеется, совсем не те, которые следовало отдать — в руки другому человеку и отправил его на встречу. Человек этот не должен был туда доехать. Думаю, наш «крот» хотел вручить документы лично Мустафе, а с помощью снайпера устроить суматоху и добиться своей цели — отвлечь наше внимание от происходящего и дать господам из группировки «37» еще один шанс. Если бы человека с документами убили, то, конечно, никакой сделки не состоялось бы, и операция бы провалилась. Вот только «крот» просчитался. Потому что Мустафу Мухаммеда Хусейни сегодня утром нашли мертвым в его кабинете.
Константин посмотрел на него, не нарушая молчания. Боаз расценил это как приглашение продолжить монолог.
— Либо он совершил самоубийство, либо у него произошла остановка сердца. Во всяком случае, выглядел он так, будто просто заснул и не проснулся. Но это не самое плохое. Его сейф пуст. Все документы, связанные с «37», испарились.
— Где его семья?
— Первым делом мы проверили, не выезжали ли они из страны — похоже, что нет. Поиски займут время. — Боаз потрепал волосы ладонью. — Впервые за все время работы тут я не представляю, что делать. Куда бежать, за что хвататься, черт возьми? — Он развел руками. — Безвыходная ситуация…
Константин устало вздохнул.
— Если ты не возражаешь, я поеду домой, — сказал он. — Мне нужно отдохнуть.
Боаз поднялся.
— Если у меня будут какие-то новости, я навещу тебя.
— Думаю, майор, с новостями лучше повременить, — возразила доктор Мейер — А вот отдохнуть капитану нужно обязательно.
Глава 20
Когда Махмет сел на место пассажира и прикрыл дверь машины, Константин смотрел на похоронную процессию.
— Здравствуй, — сказал он тихо.
— Я знаю, что у вас не принято приветствовать других во время траура, — ответил Махмет. — Мне хочется уважать традиции.
— Традиции. Самая жалкая привязанность человека. — Константин оглядел его. — Как твоя рана?
Махмет продемонстрировал руку, сделав ею неполный круг.
— Даже не болит. Почти, — поправил он себя, после чего осторожно добавил: — А ваша?
Константин усмехнулся.
— И моя не болит. Почти. Юджин даже не поприветствовал вас с Лией?