Самая сладкая ложь
Шрифт:
— И яд. Для того, чтобы у него была возможность умереть с честью, — закончил господин директор.
— Так точно, сэр.
Боаз по-прежнему изучал бумаги и жесткие диски.
— Это бомба! — заявил он. — Теперь у нас в руках вся группировка! Ненормальный! Почему ты молчал?!
— Вероятно, потому, что вы не верили мне, майор, а я не видел смысла вас в чем-то убеждать.
Господин директор поднялся и подошел к Константину.
— Капитан, я виноват перед вами. — Он посмотрел на Боаза. — Майор, примите надлежащие меры в отношении сотрудников, чьи имена значатся в этих списках. И позовите доктора Мейер. Думаю,
Боаз безмолвно кивнул и вышел. За ним отправился и секретарь — офицер, который уже успел собрать материалы дела.
— Вы, Гилад, — сказал господин директор, обращаясь к лейтенанту Гордону, и тот вздрогнул, услышав обращение по имени, — хоть и совершили недостойный аналитика поступок, но помогли нам пролить свет на это дело. Так что история о том, что вы взломали самый надежный сейф в этом здании, останется между нами. Сейф капитана Землянских еще никому взломать не удавалось. Впрочем, — нахмурился он, — почему капитана? Конечно же, майора. И, Гилад, разумеется, капитан Гордон. Но никак не лейтенант.
… Услышав скрип открывающейся двери, Габриэль повернула голову. Некоторое время она изучала гостя, после чего снова повернулась и стала разглядывать стоявший перед ней стакан с водой.
— Чего ты хочешь? — спросила она негромко.
Константин подошел к ней и, повесив плащ на спинку стула, сел напротив.
— Меня уже допрашивали, — сказала Габриэль, не поднимая глаз.
— Ты голодна?
— А ты пришел для того, чтобы пригласить меня на ужин?
На стол лег большой светло-зеленый конверт.
— Здесь паспорт на твое новое имя, билет до Парижа в один конец и подписанный чек. У тебя есть двадцать четыре часа для того, чтобы покинуть страну.
Габриэль рассмеялась и положила руку на конверт.
— Покинуть страну? Как ты это себе представляешь? Меня арестуют в аэропорту.
— Технические проблемы буду решать я. Но у тебя есть только двадцать четыре часа. Ни минутой больше.
— Ты хочешь сказать, что сейчас я могу подняться и уйти, и меня никто не остановит?
— Именно так. Угощайся. Я знаю, сигареты у тебя забрали.
Габриэль закурила и сделала пару нервных затяжек.
— Не понимаю, зачем ты это делаешь, — сказала она. — На твоем месте я бы сделала все, чтобы упрятать меня подальше. Хотя тебе не пришлось бы ничего делать — это и так произошло бы.
— Мы договаривались, что поможем друг другу. Ты помогла мне, а я выполнил свое обещание.
Она вздохнула.
— Если бы тогда, давным-давно, все прошло гладко, меня бы здесь не было. Мне не надо было в это ввязываться. Я чувствовала, что из этой ямы мне уже не вылезти, но что-то заставляло меня дергать тигра за усы. В этом месте всегда окажется кто-то, кто умнее тебя. А как ты узнал про Париж?
— Как-то я заметил, что вы с Гиладом занимаетесь французским. Тогда я не придал этому особого значения, но потом понял, что к чему.
Габриэль забрала конверт.
— Все это гадко, — сказала она. — Так не должно было произойти.
— Уже ничего не изменить, хорошо это или плохо. Мне пора идти. Надеюсь, твои мечты сбудутся.
— Я хотела сказать тебе спасибо, — проговорила она тихо. — И… попросить у тебя прощения.
— Я попрошу, чтобы тебя проводили до выхода. Может, тебя подвезти?
— Нет-нет, — покачала головой она. — Я закажу такси. Думаю, тебе нужно отдохнуть.
Константин поднялся и взял плащ.
— Я желаю тебе удачи. Вне зависимости от того, как повернется твоя жизнь.
— Спасибо. И тебе тоже удачи. — Габриэль снова вздохнула и опустила глаза. — И… я думаю, что у тебя все будет хорошо. Я чувствую, если говорить точнее. А я доверяю своей интуиции. Как бывший оперативник.
— Счастливо, сержант.
Глава 23
Юджин Уэллс уже пару минут стоял на мягком ковре в каюте яхты и молчал. Он не представлял, что можно сказать, да и не думал, что следует что-то говорить. Приведший его Махмет сидел на полу, скрестив ноги и направив взгляд куда-то в пространство. Юджин тоже был бы рад так отключиться от происходящего и подумать о чем-то другом, но его внимание приковывала спина хозяина яхты. Он не повернулся к гостю, когда Махмет сообщил о его приходе, не поворачивался и сейчас и молчал. Это молчание леденило Юджину кровь. Он бы предпочел, чтобы босс кричал, злился или бил стеклянные вещи.
— Я мог бы сказать, что рад тебя видеть, но мне не хочется лгать, — заговорил Константин, и Юджин, ожидавший звука его голоса как небесной манны, вздрогнул от неожиданности.
— Босс, я знаю, что у меня нет права что-либо говорить, но…
— Да, у тебя нет такого права. А поэтому ты будешь молчать.
Константин повернулся к нему.
— Когда-то я взял тебя с улицы. Я решил дать тебе шанс получить образование, но ты этого не сделал. Тогда я решил дать тебе второй шанс. Я нашел тебя после нескольких лет молчания и предложил работу. Как я вижу теперь, ты не воспользовался и этим шансом. Сколько подарков должна сделать человеку судьба для того, чтобы он начал ценить их? Я расскажу тебе. Ни одного. Человек слишком глуп для того, чтобы понимать ценность этих подарков. Он полагает, что они падают с неба, и судьба дарит их потому, что так надо. Человек понимает только один язык — язык лишений. Когда у него что-то отбирают, он сразу понимает, насколько это было ценно. У меня многое отобрали. В чем-то я был виноват сам. Думаю, в большинстве случаев я был виноват сам. Но не в этом случае случае. Ты решил взять на себя роль судьи и лишить меня дорогого человека. Кто дал тебе право принимать такие решения?
— Босс, я…
— Я попросил тебя заткнуться, Уэллс. Слушай то, что я тебе говорю. Я не хочу сказать, что я не верил тебе. Я не хочу сказать, что я был уверен в тебе до конца. Но чего я от тебя не ожидал — так это того, что ты ударишь меня в спину. Понимаю, с тобой глупо беседовать о чести, долге и достоинстве — у тебя нет понятий об этих вещах. Однажды и я сделал бесчестную вещь, лишив тебя любимой женщины. Но я никого не убивал. Если бы ты не поверил мне, то смог бы проверить и убедиться, что она жива. Заметь, я не прячу глаза и не ухожу от ответа. На чью помощь ты надеялся? На помощь Габриэль? На помощь судьбы, на помощь случая? Ты верил в то, что это сойдет тебе с рук? Ты ошибался, Уэллс. Еще ни разу я не позволял людям, предавшим меня, уйти безнаказанными. Если люди делают мне добро, я плачу им добром, и плачу щедро. Но если люди причиняют мне боль, я забочусь о том, чтобы она вернулась к ним в двойном размере. Я сказал достаточно. Теперь я хочу послушать тебя.