Самая страшная книга 2015 (сборник)
Шрифт:
– Так точно, понял, товарищ полковник!
Он присел возле трупа своей матери, осторожно снял с её ног тапочки. За спиной Стрепетова Диме не было видно, что он там делает.
– Вы думаете, никто не знает, в чём ваша колдовская сила? – продолжал Стрепетов. – А я вам сообщу: просчитались вы. Сейчас я вам колдовскую силу-то оттяпаю…
Послышался противный хруст, и Алексей брезгливо отшвырнул что-то от себя. Это что-то подкатилось почти к самой лавке. Не веря своим глазам, Дима сообразил, что смотрит на отрезанный большой палец ноги с накрашенным ногтем.
–
Снова секатор, и снова хруст. Звягину стало совсем худо.
– А может, в печку? – спросил вдруг Стрепетов у своего невидимого собеседника.
И, видимо, получив положительный ответ, поднялся и обернулся.
Их взгляды встретились.
– Полковник, полковник, одно из них ожило! Смотрит на меня, - в голосе Стрепетова послышались испуганные нотки. – Оно смотрит, смотрит… И трансформируется… Горит, да, горит, - он бросил мимолётный взгляд на свечу на полу. – Нет, соли нет больше. Всю высыпал.
Алексей замер, чуть склонив голову набок и задумчиво теребя в ладони второй отрезанный палец матери. Замер так, словно слушал чью-то длинную речь. Затем многозначительно кивнул и сказал:
– Понял, товарищ полковник. Сделаю. Есть оставаться на связи.
Палец скользнул в карман кителя. Боком, не сводя глаз с Димы, Алексей прошёл мимо и снова вышел в сенки.
Вернулся он с канистрой бензина. Открыл крышку, и стал понемногу выливать горючее дорожкой от газового баллона к дверям.
«А ведь он и впрямь хочет меня живьём сжечь!» - понял вдруг Звягин.
– Лёшка, - окликнул он Стрепетова. – Ну что ж ты делаешь, а? Разве так можно? Ведь мы же дружили… Ведь ты же приходил ко мне мультики смотреть. Ты что, забыл? «Ну, погоди!» смотрели у меня, потом «Алёшу Поповича», детворы столько было…
– Алёшу Поповича, - нерешительно повторил Лёшка, и по лицу его скользнула тень улыбки. Но тут же она сменилась гримасой отвращения. – Нет! Не заговаривай со мной! Ты мне ничего не сделаешь! Свеча горит! Нет тебя, нет! Тьфу!
Он снова принялся плескать вокруг себя бензин, но уже не дорожкой, а как попало. Капли горючего падали в опасной близости возле свечи.
– Стой, Лёшка, стой! – взмолился Дима.- Ты вспомни, как мы вместе на покос ходили. Сколько мужиков было, а ты стог научился сверху приминать. Ты помнишь, как тебе нравилось?
Стрепетов замер на месте.
– Высоко, - совсем другим голосом проговорил он. – Всё вокруг видно!
– Вот молодец, вот… ты вспоминай, вспоминай… Тебе ведь матушка же говорила, что ты умница. Худого только не делай, и всё будет хорошо – так ведь говорила тебе, а?
– Нет, - сказал Стрепетов и отступил на шаг.
– Да, Лёша, да. Так она говорила, ты вспомни, вспомни. Нельзя худого делать.
– Я не делаю!
– А бензин зачем, Лёша? Нельзя бензин, пожар будет, а это худо, очень худо.
– Здесь нечисть! – выкрикнул Стрепетов, махнув в сторону Димы канистрой. – Здесь спецоперация! Мне полковник сказал!
– Какой полковник, Лёшка? Нет никакого полковника.
– По рации сказал, - пояснил
– Да что ты, разве ж это рация? Это ж упаковка просто, из-под какао.
Стрепетов уставился на «Несквик» так, словно увидел его первый раз в жизни. Стал лихорадочно тереть коробочку рукавом. Затем в ужасе посмотрел на Диму. Затем снова на «Несквик».
– Полковник, полковник, приём! – закричал он. – Что-то происходит! Начались эти… аберрации… Она теряет форму, меняется, желтеет… Я боюсь… Что? Что? Я вас не слышу… Зачем? Зачем?
– Нет никакого полковника, - снова сказал Дима. – Это просто игра. Нехорошая игра, Лёша. Не надо в неё играть.
– Нет! – взвизгнул Алесей и снова отступил на шаг, задев при этом свечу. Она упала и тут же потухла. Он метнулся было в сторону, остановился, втянул голову в плечи, затравленно озираясь по сторонам.
– Полковник, свеча потухла… Сдвиг, сдвиг, всё сползает, - пожаловался он в «Несквик». Затем, точно не веря своим глазам, осторожно открыл коробочку и понюхал. Выронил её из рук, сел на пол, и тихо и горько заплакал.
Спустя пару месяцев участковый Хорошенко, как и обещал, приехал в гости к Звягиным. Посидели втроём за столом, выпили, помянули Коляна и Стрепетовых. Отдельно выпили за Лёшку, за мир и спокойствие в его душе.
– Его, считай, сразу в психушку поместили, теперь уж, поди, на всю жизнь. Экспертиза сразу шизофрению подтвердила, - сказал старлей.
– Ясен пень – на всю жизнь, - сказал Дима. – У него же больше нет родственников.
– На самом деле есть. Старшая сестра. Она к тому времени, как у него крыша съехала, уже замужем была. Потому в Ростове и осталась. Так вот, она рассказала, что Марина Златовойская – это и есть та девушка, из-за которой у него сдвиг по фазе и произошёл. И, слышь, там не просто несчастная любовь была. Она была старше его на два года, уже прожженная вертихвостка, а он – пацан пятнадцатилетний, доверчивый. Он для неё как игрушка был, забава временная. С братом своим он её в постели застал однажды, вот что. Там, прямо на месте, и сдвинулся. Брат потом всю жизнь себя за это винил, ни с одной женщиной больше не сошёлся. А Маргарита Васильевна в курсе была, Степана покрывала, а Лёшке гадости про невесту говорила, всё хотела, чтобы он отлип от неё, только он не верил. И, по ходу, он сам и сообщил в милицию о её пропаже. Просто позвонил по 02. И ещё – когда он пришёл домой в моей форме, мать попыталась дать ему лекарство. В чае растворила, но он догадался как-то.
– Да-а, - проговорил Дима. – Вот ведь… Жалко его. Всех жалко. Никогда в жизни не слышал, чтобы человек так горько плакал. Поди ж ты, чуть не убил меня, а мне всё равно его жалко.
– Ну давайте что ли ещё по одной, да поеду я,- сказал Хорошенко.
Они выпили, помолчали. За окном, в сказочной тишине, медленно кружились большие белые снежинки.
– Красиво тут у вас, - вздохнул участковый.
– А я крестился недавно, - сказал неожиданно Дима.
– Зачем?
Дима пожал плечами.