Самая страшная книга 2015

Кожин Олег Игоревич

Пленник снова завыл. Напрочь игнорируя его, Рита взяла со стоящего рядом столика хирургические перчатки, надела. Неторопливо, но без всякой показухи, могущей заставить распятую перед ней мразь обильно вспотеть. Маргарите этого не требовалось, «Фаворит» уже успел разглядеть пыточный арсенал, аккуратно разложенный на трех столиках. Он определенно не строил иллюзий насчет того, что намеревается делать с ним невысокая, подтянутая женщина с простоватым, но жестким лицом.

Марго чуть подумала и все-таки встала напротив ублюдка, заглянув ему в глаза.

Увидев в них то, что и хотела.

Страх перед грядущей болью. Присосавшийся к душе маньяка огромной, ненасытной пиявкой, постоянно растущий в размерах…

– Лидочку Гравицкую помнишь? – негромко спросила Маргарита, даже не думая освобождать рот пленника от кляпа: ответ ей был ни к чему. – Карие глаза, темные волосы, платье из золотого шелка. Ты убил ее в день выпускного.

Пленник затряс головой, не то соглашаясь с Ритой, не то от страха, перерастающего в ужас. Марго вдруг оскалилась – по-звериному, жутко, судя по опорожнившемуся мочевому пузырю маньяка.

– Я не буду допытываться, зачем ты это сделал… – Как она ни пробовала взять себя в руки, голос срывался, его обволокло что-то нечеловеческое. – Потому что я все равно не получу от тебя ответа, после которого моя Лидочка перестанет сниться мне такой, какой ты ее сделал в ту ночь. Но я клянусь: ты будешь подыхать так…

Ее голос пресекся. Маргарита закрыла глаза, изо всех сил сжала зубы и кулаки, унимая проснувшуюся в теле дрожь.

Совладала, как всегда. Подошла к ближнему столику, задумчиво провела пальцами по инвентарю. Выбрала подушечку с десятком длинных, разной толщины иголок.

Взяла одну. Надавила ладонью на рамку, и та послушно заняла горизонтальное положение. «Фаворит» заколыхался всем телом, выдавливая сквозь кляп уже не вой – что-то утробное, проклинающее…

Рита подошла к ближней, сжатой в кулак ладони маньяка и ткнула иглой в мякоть мизинца; надавила, заставляя разогнуться. Крепко прихватила его свободной рукой, чуть отогнула вниз и неторопливо начала вводить иглу под ноготь…

Елена Щетинина

Вверх и наружу

Кабину тряхнуло, и без того тусклый свет моргнул и притух, что-то заскрежетало – и лифт остановился.

– Сука, – с чувством констатировал Кирилл. – С-сука!

Следующий эпитет сопровождался ударом по кнопкам: первое сотрясло воздух, второе – кабину.

Третье слово Кирилл процедил сквозь зубы, постепенно смиряясь с ситуацией.

Лифт в их многоэтажке на окраине города был старым, дребезжащим, постоянно запаздывающим с открыванием дверей, в нем периодически чем-то воняло – то ли старой пластмассой, то ли дохлыми крысами, – но на памяти Кирилла, то есть последние лет пять, он не застревал ни разу. Но да, иногда надо с чего-то начинать. Или с кого-то, да.

– Сука, – мрачно сообщил Кирилл лифту и снова пнул дверь в надежде, что кто-нибудь его услышит. Надежда, прямо скажем, была весьма зыбкой: летний полдень

четверга – далеко не то время, когда площадки и лестницы в спальном районе кишат людьми. Кто-то на работе, кто-то в отпуске за границей, кто-то на трудовой повинности на даче, кто-то во дворе, магазинах – да где угодно. И до того момента, когда соседи начнут массово возвращаться домой и живо интересоваться лифтом, еще долгих шесть часов…

– Эй! – крикнул Кирилл в щель между дверями, чуть ли не вжавшись в нее губами. – Эй! Я тут! Помогите!

«Помогите», конечно, было несколько преждевременно – до «помогите» ему надо было бы сидеть тут около суток, – но в голову не приходило ничего более емкого. Но не важно, все равно, судя по тому, какая тишина стояла снаружи (только где-то внизу, в шахте, ухало невнятное эхо), его никто не слышал.

Кирилл мрачно повернулся к панели с кнопками. Там, где должна была находиться красная кнопка связи с диспетчером, горбилась горка плавленой пластмассы. Третий год как. Кто именно сжег ее, жители подъезда не знали, да и не собирались выяснять. Равно как и менять. Понадеялись на то, что не понадобится, да. На всякий случай Кирилл потыкал пальцем в комок пластмассы. Разумеется, без толку.

На счастье, он не страдал клаустрофобией, поэтому перспектива просидеть пару часов в кабине лифта его всего лишь не радовала. Кроме того – Кирилл критически осмотрел пол – на улице сегодня сухо, так что, если ожидание затянется, он не побрезгует и присесть. И не только присесть, но и свободно вытянуть ноги и даже прилечь: лифт был совмещен с грузовым и давал определенную свободу действий.

В карманах не было ничего, кроме ключей и флешки, даже телефон он оставил дома – делов-то, всего лишь заскочить в маленькую полиграфическую конурку в соседнем дворе – в руках же реферат по культурологии, как назло в мягкой папке.

Ни разжать двери, ни постучать по стенам толком, м-да.

Кирилл еще раз, больше для проформы, попинал двери и стал медленно постигать бытовой дзен. Ничего другого ему не оставалось.

* * *

– Египетская религия, – мрачно бубнил под нос Кирилл спустя полтора часа, как мог удобно устроившись в углу кабины и штудируя реферат, – являет собой хрестоматийный пример комплекса верований, характерного для аграрной цивилизации…

В дверь осторожно поскребли.

– …коей и являлся Древний Египет, – Кирилл поднял голову, прислушиваясь.

По пластику – или из чего там сделаны эти двери? – снова чем-то зашкрябали. Слава всем египетским богам, электрик!

– Эй! – крикнул Кирилл, вскакивая на ноги и бросаясь к двери. – Я тут! Давайте! Я тут!

Ему не ответили.

Скрежетание прекратилось.

– Эй! – заорал Кирилл, с огорчением понимая, что ошибся. – Эй! Я тут! Я застрял! Позовите кого-нибудь!

Тишина. Ни сопения, ни кряхтенья, ни дыхания – ни единого звука, которые издают пусть даже и молчащие люди. Можно было подумать, что снаружи никого нет.