Самая страшная книга 2015
Шрифт:
Пространство под ванной заполнили окровавленные кости. По ним ползали мухи, щедро отложившие «рисовых зерен» в остатках плоти. Наружу торчал локон знакомых каштановых волос.
Внутри возникла ледяная пустота, словно мозг, уберегаясь от потрясения, имеющего все шансы стать смертельным, отключил функцию «думать».
Раздалось чавканье. В пухлом, сизом ломте Счастливчик Петр Ефимович до последнего отказывался узнать знакомые черты.
Пережевывая кусок щеки, переходивший в разорванный носовой хрящ, Марат зевнул. Кровавая
Каверин тонко, по-женски взвыл. Мухи хлынули со стен, затопив пространство хрустом миллиона газетных листов. Черный колючий ливень застучал по лицам.
Суета подействовала на Марата. Он попытался подняться, однако моментально стих, напоминая мотор, заглохший вначале разбега.
ТТ лег в ладонь. Дуло ткнулось в огромный живот, на котором кожа натянулась до предела. Петр Ефимович сжал палец на курке, но выстрелить не сумел.
ТАМ, ВНУТРИ, НАХОДИЛАСЬ ДОЧЬ.
Невыносимо холодная игла проколола грудь. Каверин зашатался, хватая воздух ртом. Глаза стремительно затягивало черными точками, и мухи тут были ни при чем.
Он застонал.
Успеть… Только бы успеть.
Ствол пистолета замер возле окровавленного лба. Крошечный черный рот ТТ приготовился плюнуть свинцом. Сквозь марево сна, Марат улыбнулся тестю, приветствуя смерть жутким красным оскалом.
Это была отличная возможность уснуть.
Навечно.
Пуля в упор, как и любая другая, движется быстрее звука, поэтому Марат не услышал выстрела. Его похоронили, но для начала в морге сшили развороченное свинцом лицо. Стежок за стежком, как брюхо фаршированной утки.
Глаза были плотно заштопаны, оттого и не открывались. Тело сплющилось под тяжестью горячей могильной земли.
Горячей?
И отчего-то скользкой…
Может ли человек думать после смерти? Если так, то именно это происходило с Маратом.
«Крррррак!» – Со скрипом корки, отдираемой от ссадины, разомкнулись склеенные сукровицей веки.
По глазам хлестнул дневной свет. Сотни крылышек тонко загудели.
Марат лежал погребенным в мертвой органике. По мясу, заполнившему ванну до краев, ползали счастливые от сытости мухи. На уровне глаз ехидно скалилась половина Кошечкиного лица.
ОН ПРОСПАЛ. ОН ВСЕ ПРОСПАЛ.
Марат забился, ощущая себя рыбой в сетях.
Мясная могила не собиралась отпускать. С усилием, словно младенец, застрявший в родовых путях, Марат выбрался из чавкающей ловушки.
На полу, с лицом цвета чугуна окоченел Петр Ефимович. Одну руку тесть навечно прижал к левой стороне груди. Другой сжимал нацеленный в потолок ТТ.
Временами повод к веселью можно отыскать даже в покойнике. Заглянув в холодные глаза, Марат расхохотался. От смеха он сполз на пол и там, обхватив колени, изнемогал от веселой истерики.
Это правда было смешно. Тесть смотрел тем же самым взглядом, что и мертвая
За вашим семейством нужен глаз да глаз…
В животе заныло. Поразмыслив, что сделать: поначалу, сходить к унитазу или на кухню, – Марат выбрал второе. Вернулся он с топором.
За окнами кипела жизнь. Марат прислушался. Миллион голосов и три миллиона каблучных перестуков походили на бесконечную мушиную возню. Снаружи зеваки устали ждать зрелища.
Кто-то из них вот-вот должен закричать: нас обманули! Никакого убийства не было! Он не вынес свою стокилограммовую мертвую супругу! Надувательство!
Теперь, когда появился еще один труп, их глаза заблестят. Еще как!
Пусть изнемогают от предвкушения. Пусть… Им не достанется зрелища. Тому виной была одна крошечная причина.
Марат знал воистину отличный способ скрыть убийство.
Дмитрий Мордас
На холме
Лес поредел, и за деревьями открылось что-то огромное. Холм. Его крутые бока поросли соснами с яркой, почти красной корой, а вершина была лысой, как темя монаха.
Лизу поразила царившая у подножия тишина: здесь не пели птицы, не стрекотали кузнечики, и только сосны шелестели, но как-то совсем тихо, точно из-за тяжелой завесы. Воздух дрожал, и очертания холма немного расплывались.
Лиза вспомнила фильм, который видела давным-давно. В нем огромная черепаха лежала неподвижно много лет, отчего на спине у нее выросли деревья. Люди думали, что это обычная гора, пока однажды из пещеры не выползла голова со сверкающими, будто фары, глазами. В детстве Лиза очень боялась этой сказки, хотя теперь уже не могла понять, что именно ее пугало: страшная черепашья голова или то, что земля под ногами может оказаться живой и обернуться чудовищем.
От странных, тревожных мыслей ее отвлек Игорь. Ему наскучило снимать холм, и он принялся фотографировать жену почти в упор.
– Тааак! – сказал он. – Что у нас здесь? Что за создание? Похоже, какой-то барсук… Щеки-то вот как надула!
– Сам такой! – Лиза заслонялась руками, отмахивалась, а потом бросила в Игоря шишкой, но промахнулась. – Да и щек барсуки не надувают, – добавила она, метнув еще один снаряд.
– Осторожнее! – крикнул Игорь со смехом. – Камеру ведь разобьешь!
– Давно надо было разбить. Еще до свадьбы. Только ею интересуешься. А до жены дела нет. Обзываешься!
Лиза бросила еще шишку, снова мимо.
– Ну извини!
– Не-а! – Очередной снаряд попал, наконец, Игорю в лоб.
– Ах, так? Ну ты за это ответишь! – Он спрятал камеру и начал кидаться в ответ.
Лиза смеялась, но чувство тревоги не отпускало. Холм почему-то пугал, а дрожащий воздух делал его похожим на мираж.
Наконец, Игорь крикнул: «Все, все, сдаюсь!» – и поднял руки.