Самая страшная книга 2016 (сборник)
Шрифт:
На обложке было написано всего два слова: «Царь-рыба», и за ними пряталось что-то такое, от чего по спине бежали мурашки.
Много лет книжка закрывала собой дыру в прохудившихся досках дедушкиного амбара. Почему-то дедушка очень гордился этим. Говорил: «Вот гляди, внучек, и мотай себе на ус. Хорошая вещь, куда ее ни возьми, всегда свое место найдет. Хоть и в амбаре. Покуда зерна нет, бери читать, только не забудь вернуть. Хорошая она. Никакая так дыру не держит, я проверял. Сразу видать – из наших краев человек
Вода неторопливо заполняла ржавую бочку, и на ее поверхности растворялись пушистые снежинки.
Буквы не читались. Где-то внутри стонала и екала мысль: что задумал его папа? Унес сумку в зимнюю хату, не сказав ничего деду с бабой, и сидит с ней теперь, наверное, один на один.
Андрейка приподнял край лежащего на земле мостка, сунул под него «Царь-рыбу» и отошел в сторону. Поглядеть внимательней – не залетают ли туда снежинки. Снежинки туда не залетали, земля была сухой, с трещинками. Лучшего места пока и не придумаешь.
Мальчик побежал к зимней хате, подпрыгивая и рассекая лицом мокрые хлопья. Мягкие, словно кусочки бархата. Приятные. Вот бы они никогда не переставали идти: сыпали бы и сыпали с неба.
Может, написать на бумажке желание и положить под подушку, как учил папа?
Андрейка забежал на крыльцо, скинул резиновые сапоги и зашел в хату.
В нос ударил острый запах шерсти, настолько отчетливый и всепоглощающий, будто здесь не было ни пола, ни стен, а стоял мальчик в каком-то странном и страшном месте, таком, как спрятанная в земле пещера. И завели его сюда нарочно.
Андрейка прошел через сенки в комнату, и там… там…
Он ждал его.
Мохнатый хозяин воды, с головы до ног покрытый густой черной шерстью. Толстые лапы упирались в бока, и со всех четырех сторон слышалось его тяжелое дыхание.
Мальчик схватился руками за дверной косяк. Все вокруг потемнело, и комната поплыла перед глазами под стук висящих на стене ходиков.
Мохнатое существо повернулось к мальчику.
«Зачем ты воровал мою воду?» – услышал Андрейка в голове еще до того, как оно успело что-либо произнести.
Но слова звучали по-другому:
– Сынок, не бойся, это я, папа. Шкура на мне, шкура.
Хозяин воды откинул со лба длинную прядь шерсти – и в самом деле, эта прядь оказалась краем шкуры, наброшенной на лицо, будто покрывало.
– Напугал… – облегченно выдохнул Андрейка. От сердца отлегло, комната возвращалась на место, и теперь он видел, что здесь нет никакого хозяина воды, а стоит перед ним папа с накинутой поверх одежды шкурой. – Чего это ты вырядился?
– Да вот… чуда жду.
Голос папы звучал тихо, и проступало в нем что-то очень хрупкое, беспомощное, словно папа не вернулся вместе с ним из леса – остался там, в земляной пещере, и теперь зовет на помощь.
Андрейка захотел подойти ближе, но почувствовал, что не может этого сделать.
Словно что-то отталкивало его, нашептывало: «Уходи! Скотий бог идет за своей добычей, и горе ждет всякого, кто встретится ему на пути».
– Папа! – прохрипел мальчик. – Сними ее! Скорее сними!
– Не могу… – вымученно улыбнулся папа. – Андрюш, сюда едут очень плохие люди, и я должен их напугать. Очень сильно напугать. Так, чтобы они больше никогда не приехали ни к тебе, ни к маме. Беги к деду с бабой и передай им: «Папа надел длаку». Они знают, что делать.
В голове мальчика закрутились слова, целые океаны слов: он перебирал их одно за другим в поисках тех, что могли бы изменить папино решение, и не находил подходящих.
«Как же так… как же так?!»
Папа схватился за живот и согнулся пополам. На лбу выступили капельки пота, но самое жуткое, что его пальцы…
Его пальцы стали укорачиваться.
Они засыхали и твердели, становясь заостренными костяными наростами. Кожа сморщивалась и скрипела, и под нею слышался хруст ломающихся костей, ползающих по телу, будто огромные белые черви.
Папа поднял голову, и Андрейка увидел сверкающие желтые глаза, вокруг которых прорастали волоски звериной шерсти.
– Уходи… пожалуйста…
Мальчик закричал и бросился на улицу.
Его босые ноги шлепали по растекающейся грязью земле.
Нитка проворно скользила по складкам подзора, укладываясь узелками в нарисованные карандашом линии. Сквозь белесую ткань проступали очертания лосиных рогов, похожие на церковные кресты. Старушечьи пальцы уже не чувствовали иголки, но все еще помнили знакомые с детства движения.
«Ох… вот шью-шью, а кто ж этим подзором кровать-то застилать будет? Зачем же тогда…» – то и дело мелькали тяжелые мысли в голове бабы Гали, но ее руки продолжали двигаться – и контуры лосиных рогов с каждой секундой становились все отчетливей. Они плыли сквозь сновидения: где-то там, по другую сторону белого света, позади катящегося по небу солнца.
– Чтой-то друг наш запропастился куда-то, – проворчал дед Гриша, отхлебывая чай из эмалированной кружки величиной с два кулака.
Другом он называл Андрейку.
– Придет! Замучаешь дитенка!
– Дак веники старые из-под крыши выкидывать надо, усохли ведь… Два раза махнешь в бане – и кажный лист на полу. Разве это дело?
– Оттого что машешь как дурак лапищами своими! Успеется. Пусть воду качает, совсем заморочил голову парню. Мамка, поди, распереживалась вся, что заместо дел городских с тобой пропадает. А с чего? На что тут смотреть? Елки да кладбище – вот и вся деревня!
Баба Галя потянулась ладонью к заслезившимся глазам. Паскудная это вещь – возраст. Смахнул бы да распрямился, так нет же. Живет себе в теле, поедает кровь и силы, и никак с ним не договоришься.