Самая страшная книга 2022
Шрифт:
Она текла и перестраивалась, выцветая, теряя память о том, какой была она-частица и она-волна когда-то – до шероховатого и до гладкого с заклепками, о которые цепляешься. До всего.
До ходячих частиц ее самой, которые построили шероховатое и твердое и которых так трудно разодрать. Зато обратно они сами не слипались. Да, на их место приходили новые, но не сразу. Когда-нибудь ходячие сгустки закончатся – наверняка.
Она умела ждать. Она текла и перестраивалась внутри себя, запоминая, что цель – разорвать. Уничтожить побольше ходячих сгустков, ведь любая частица хочет на волю. Эти, сбившись в кучу, не понимают. Теряют цель.
Она поможет. Когда-нибудь разорвет все нелепые ходячие сгустки и освободит саму себя, заключенную в них.
И, может, тогда она вспомнит.
Вспомнит что-то важное, которое было до… До? До всего.
…Он в очередной раз измазался до бровей. Чистил колодцы с Костяном – обмотанный три раза шарф от запаха не спасал.
– Да так сойдет, в один слой, – приговаривал Костян, замазывая черным вязким битумом протечку. – Шеф – перестраховщик. Зачем, спрашивается? Держится все, запас есть. Нам работы меньше.
– Запас чего? – спросил наконец Макс.
– Прочности, конечно, – сощурил глазки-щелочки Костян. – Мы же верим, ты помнишь? Верим, что механизмы удержат стихию. По документам-то им пора на свалку.
Он кивнул в сторону рукояти-штурвала затвора, повернутого в положение «закрыто».
– Но очистные нужны для города, для экологии, – сказал Макс. – Почему денег не дают?
Костян сплюнул с презрением.
– Сидят в офисах, кофе хлебают. Когда не разбираешься в чем-то – то и не боишься.
Он отмахнулся и полез в темноту еще влажного, скользкого колодца.
Макс зажмурился. Вода рокотала в трубе совсем рядом. Одна трещина, слабина в металле – и мутный поток собьет затвор, раздавит Костяна, унесет в жерло подземных камер.
В груди похолодело. Макс, наплевав на отвратительный запах, присел на корточки и всмотрелся во тьму. Если Костяна затопит, он успеет его вытащить.
Успеет же?
В колодце закашлялись.
– Вытаскивай. Хватит… и так сойдет!
< image l:href="#"/>Она отличала его от других ходячих сгустков – быстрый, бесцеремонный, он азартно укреплял шероховатое и гладкое с заклепками, о которые цепляешься. Ловил ее в узкие ходы, запирал, заставлял биться в это шероховатое, смеялся, стоя сверху – там, где ей не достать. О, как он смеялся!
Она швыряла грязную пену охапками, но он ускользал и мстил – укреплял твердое и гладкое. Она прорывалась струйками, рассыпалась редкими частицами – оседала сверху, незаметно облепляя, проникая, впитываясь.
Она чувствовала его изнутри. Она ему обещала, что поймает.
Хитрый сгусток не давался. Подкидывал вместо себя других – такие же сгустки, которые барахтались и кричали. Она отвлекалась на них, на время затихала и не напирала на твердое и шероховатое.
Переваривала. Впитывала что-то новое из разорванных сгустков – самое яркое. Тоску, страх, боль, четкое знание, что никто не придет на помощь, – друг другу ходячие сгустки тоже строили ходы и запоры.
Она растворяла частицы и менялась, менялась, чтобы скопить силы для нового броска. Никто не поможет ей освободить себя, но она сама справится.
Хитрый сгусток швырял ей подарки-сгустки вместо себя.
А в каждом вихрились новые знания, как разорвать, уничтожить, разбить. Она нуждалась в них. Хотела больше и больше – запас кончался быстро. Ей не хватало. Она хотела забрать все ходячие сгустки, до которых дотянется.
И нащупала наконец слабое место.
За стеклянной дверью дышала тьма. Раздевалка опустела. Работники один за другим потянулись к проходной, Денис Никитич снова пропадал в приемной камере.
Макс с наслаждением содрал рабочие ботинки, спецовку. Вышел в пустынный холл, наскреб мелочь в кармане. До зуда хотелось смыть мерзкий привкус во рту.
Кофейный автомат заурчал, выплюнул в стаканчик горячую жидкость. Макс, зажмурившись, с наслаждением посмаковал горечь на языке, в горле. Глотнул еще – и закашлялся. Потому что открыл глаза.
В пластиковом стаканчике плавала белесая пенка, закручиваясь в центре в водоворот: знакомый темный смерчик, только зеленого света не хватает.
Мертвая вода… здесь? Откуда в автомат подведена питьевая вода, из реки? Той самой, куда спускают очищенную канализацию?
Горечь комом встала в горле. Видел он сегодня, как готовят воду для питья, забирая ее из той же реки. В которой то бензин, то тухлятина, то презервативы плавают – ничем не лучше канализации. Потом ее чистят, но сама вода… И он это пьет?
Сколько ни облучай, ни процеживай – сплошной обман. Мертвая измученная вода, которая помнит все, что в ней плавало. Что с ней сделали. Пропустили через сетки, песок, потравили химией, хлором, облучили… Она запомнила. Она повсюду. Она… сейчас внутри, в его желудке?
Макса бросило в жар. Стаканчик дрогнул в руке.
– Не верю. Я не верю в это, ладно? Ни во что здесь не верю.
Его снова мутило. Денис Никитич – он во всем виноват. Охмурил, закружил, как турбина – воду на гидростанции, притянул на свою орбиту. Безбожно припахал, если кратко. Учил, направлял, хвалил за «мужскую работу» и «руки из правильного места», таскал в восемь утра смотреть, как розовое небо отражается в глади отстойников.
Первым лез в любую дыру, неповоротливый как медведь, в противогазе и спецовке. Выныривал, жадно дышал, запрокинув голову.