Самая темная дорога
Шрифт:
– Нечестно, Ланс, – раздался низкий голос, полный насмешки. – Ты сталкивался с этим приемом раньше. У него не было ни одного шанса. – Посреди палубы стоял Артур Пендрагон.
Пол не заметил, как он подошел. Никто из них не заметил. Пол с радостью увидел улыбку на лице Воина и ответный блеск глаз Ланселота и снова про себя поклонился Дьярмуду.
Принц продолжал смеяться.
– Шанс? – задыхаясь, переспросил он. – Мне пришлось бы его связать, чтобы получить этот шанс!
Ланселот улыбнулся, все еще сдержанный, собранный, но уже не скованный. Он взглянул на Артура.
– Ты помнишь? – спросил
– Да, – ответил Артур, все еще забавляясь.
– У него почти получилось.
– Почти, – согласился Артур. – Но не получилось. Гавейну никогда не удавалось тебя победить, Ланс. Он пытался всю жизнь.
И при этих словах надвинулось облако, хотя небо оставалось голубым, а солнце таким же ярким. Недолгая улыбка Артура угасла, затем улыбка Ланселота. Двое мужчин смотрели друг на друга, и выражение их лиц вдруг сделалось непроницаемым, в них отразился груз истории. Среди внезапно наступившего молчания на «Придуин» Артур снова повернулся и ушел на нос в сопровождении Кавалла.
С болью в сердце Пол посмотрел на Дьярмуда, который ответил ему невеселым взглядом. Позже он объяснит ему, решил Пол. Принц не мог знать: никто из остальных, кроме, возможно, Лорина, не мог знать того, что знал Пол.
Это знание он получил не от воронов и не от Древа Жизни, а из легенд своего собственного мира: знание о том, что Гевейн, один из рыцарей Круглого Стола, действительно всю жизнь пытался победить Ланселота в бою. Это были дружеские бои, все, до самого конца, который наступил для него от руки Ланселота в настоящей битве, которая была частью войны. Войны, в которую Артур был вынужден вступить после того, как Ланселот спас Джиневру от сожжения на скачках в Камелоте.
Дьярмуд попытался, печально подумал Пол. Это была доблестная попытка. Но судьба этих двоих мужчин и женщины, которая их ждала, была слишком запутанной, чтобы ее можно было хоть ненадолго облегчить смехом или радостью.
– Смотрите внимательно, лентяи! – ворвался в его мысли звучный голос практичного Колда. – Нам надо вести корабль и, возможно, еще предстоит сражаться с парусами. Ветер меняется, Дьярмуд!
Пол оглянулся и посмотрел на юго-запад, туда, куда указывала протянутая рука Колла. Ветер теперь стал очень сильным, осознал он. Он поднялся во время боя на мечах. Глядя назад, он смог различить, напрягая зрение, темную линию на горизонте.
И в это мгновение он ощутил в своей крови спокойствие, означающее присутствие Морнира.
Младшие братья не должны летать на созданиях, обладающих такой необузданной силой. И не должны так выглядеть и говорить, как прошлой ночью Табор, перед тем, как он полетел в сторону гор. Правда, она много раз слышала, как родители говорили об этом (ей удавалось многое услышать), а три ночи назад в ее присутствии отец поручил охрану всех женщин и детей одному Табору.
Но Лиана до вчерашней ночи еще никогда не видела единорога, явившегося к нему во время поста, и лишь теперь она начала по-настоящему понимать, что произошло с ее младшим братом. Она больше унаследовала от матери, чем от отца: плакала она редко и неохотно. Но она поняла, что эти полеты опасны для Табора, а потом услышала этот его странный голос, когда он сел на спину животного, и поэтому, когда он улетел, Лиана заплакала.
Она не спала всю ночь, сидела на пороге дома, где жила с матерью и братом, до тех пор, когда незадолго до рассвета небо прочертила падающая звезда и опустилась к западу от них, у реки.
Очень скоро Табор пришел пешком в лагерь, поднял руку, приветствуя изумленную женщину, стоящую на страже. Он легонько прикоснулся к плечу сестры молча прошел внутрь и упал на постель. Это было больше, чем усталость, она это поняла, но ничего не могла поделать. Тогда Лиана тоже легла и уснула тревожным сном. Ей снился Гуин Истрат и светловолосый человек из другого мира, который стал потом Лиадоном, и весна.
Она встала с восходом солнца, даже раньше, чем мать, что было необычным. Оделась и вышла наружу, сперва убедившись, что Табор еще спит. В лагере еще все спали, кроме тех, кто нес караул у ворот. Она посмотрела на восток, где возвышались горы, а потом на запад, где сверкала Латам, а за ней уходила вдаль Равнина. Маленькой девочкой она думала, что Равнина не имеет конца, и в каком-то смысле ей до сих пор так казалось.
Стояло чудесное утро, и, несмотря на все заботы и плохой сон, ей стало немного легче на душе, когда она услышала пение птиц и почувствовала свежесть утреннего воздуха.
Лиана пошла навестить Гиринта.
Войдя в дом шамана, она несколько секунд помедлила, чтобы глаза привыкли к темноте. Они проверяли его состояние несколько раз в день, она и Табор, повинуясь чувству долга и любви. Но старый шаман ни разу не шевельнулся с тех пор, с того момента, как его принесли сюда, и на его лице было написано такое ужасное страдание, что Лиана почти не могла смотреть на него.
Но все-таки смотрела каждый раз, в поисках намека на то, как ему помочь. Как предложить помощь тому, чья душа путешествует так далеко? Она не знала. Ей была присуща отцовская любовь к своему народу, материнская спокойная уравновешенность, упорный характер и немалое мужество. Но там, куда ушел Гиринт, все это не имело значения. Она все равно продолжала приходить, и Табор тоже: просто для того, чтобы присутствовать, участвовать, пускай даже самую малость.
Поэтому она снова стояла на пороге и ждала, пока темнота немного рассеется, и тут услышала голос, знакомый ей всю жизнь, который произнес тоном, который она тоже знала всю свою жизнь:
– И сколько же старику приходится нынче дожидаться завтрака? – Лиана слегка вскрикнула, девчоночья привычка, от которой она до сих пор не могла избавиться. Потом быстро очутилась в комнате, и уже стояла на коленях рядом с Гиринтом и обнимала его, и плакала точно так же, как плакал бы ее отец в подобный момент, а может быть, даже и мать.
– Я знаю, – терпеливо сказал он, гладя ее по спине. – Знаю. Тебе очень жаль. Этого больше никогда не произойдет. Все это я знаю. Но, Лиана, поцелуй утром, даже очень приятный, все же не заменит завтрак.
Она смеялась и плакала одновременно и пыталась обнимать его изо всех сил, не причиняя вреда его хрупким костям.
– О, Гиринт, – прошептала она. – Я так рада, что ты вернулся. Так много всего произошло.
– Не сомневаюсь, – ответил он совсем другим голосом. – Посиди минутку спокойно, чтобы я мог прочесть это в тебе. Это будет быстрее, чем рассказывать.