Самая темная дорога
Шрифт:
Внешнюю поверхность стекол покрывали пятна соли. Он прошел вперед и открыл окно. Две половинки легко разъехались в стороны по желобкам и скрылись в стене. Он вышел на балкон. Море громко шумело; волны с ревом бились о подножие Башни.
Он долго стоял там, охваченный столькими печальными воспоминаниями, что их уже невозможно было отделить друг от друга. Он взглянул налево и увидел реку. Целый год с того дня, как она умерла, ее воды были красными, и сейчас они становились красными каждый год, когда наступал этот день. Когда-то эта река имела
Он покачал головой и занялся делом. Задвинул окна и снова сделал их чистыми, магических сил у него для этого было более чем достаточно. Потом снова их раздвинул и так оставил, чтобы ночной воздух вливался в комнату, простоявшую закрытой тысячу лет. Нашел в ящике свечи, а под лестницей факелы – дерево для них пожертвовал лес специально для этой Башни. Он зажег факелы в специальных захватах на стене вдоль лестничного пролета, а потом расставил свечи в самой высокой комнате и все их зажег.
При их свете он увидел слой пыли на полу, хотя, как ни странно, на кровати пыли не было. А потом он увидел еще кое-что. И даже его древняя, всезнающая кровь застыла в жилах, когда он это увидел.
В пыли виднелись следы, не его следы, и они вели к кровати. А на покрывале – сотканном, как ему было известно, мастерами Сереша – лежала масса цветов: розы, сильваины, корандиль. Но не цветы притягивали его взгляд.
Пламя свечей колебалось от соленого бриза с моря, но их света ему хватило, чтобы ясно видеть собственные маленькие следы в пыли, а рядом с ними следы человека, который прошел через комнату и положил на покрывало эти цветы.
И следы гигантского волка, который вышел отсюда.
Его сердце стремительно билось, в душе его страх затмевала жалость, и он подошел к этой яркой россыпи цветов. Они не пахнут, понял он. Протянул руку. И как только он дотронулся до них, они рассыпались в пыль на покрывале. Он очень бережно стряхнул эту пыль.
Он мог бы заставить пол заблестеть, пустив в ход ничтожную каплю своих сил. Но не сделал этого; он никогда так не поступал в своем собственном лесном доме под землей. Еще раз спустился по лестнице и нашел прочную метлу в одной из нижних комнат, а затем сильными взмахами, говорившими о длительной привычке, Флидис подмел комнату Лизен, освещенную свечами и луной, чтобы приготовить ее для Джиневры.
Вскоре он начал напевать, так как был он духом игры и смеха, даже в самые мрачные времена. Это была его собственная песнь, составленная из древних загадок и ответов, найденных им самим.
Он пел, потому что в эту ночь его переполняла надежда – надежда на ту, которая придет сюда: возможно, у нее есть тот ответ, узнать который было его заветным желанием.
На следующий вечер, когда солнце село слева от них, Брендель направил лодку через бухту, мимо устья реки, к маленькому причалу у подножия Башни.
Они увидели, как наверху зажглись огни, когда они входили в бухту. Теперь, подплывая ближе, альв увидел толстого, лысеющего человечка
Осторожно подведя суденышко к причалу, он бросил веревку. Человечек ловко поймал ее и привязал конец к колышку, вбитому в каменный причал. Несколько мгновений они молча сидели в лодке, подпрыгивающей на волнах. Дженнифер, видел Брендель, смотрела вверх, на Башню. Проследив за ее взглядом, он увидел, как вспыхивает отраженный закат на изогнутом стекле за парапетом.
– Добро пожаловать, – произнес человечек на причале неожиданно низким голосом. – Да будет яркой нить ваших дней.
– И твоих, лесной житель, – ответил светлый альв. – Я – Брендель с Кестрельской марки. А эта женщина…
– Я знаю, кто она, – перебил тот. И очень низко поклонился.
– Каким именем нам тебя называть? – спросил Брендель.
Человечек выпрямился.
– Я весь в пятнах, чтоб улизнуть, я весь пестрый, чтоб обмануть, – задумчиво произнес он. Потом прибавил: – Флидис сойдет. Меня так уже давно называют.
При этих словах Дженнифер обернулась и с любопытством посмотрела на него.
– Ты тот, кого встретил в лесу Дейв, – сказала она.
Он кивнул:
– Высокий, с топором? Да, его встречал. Зеленая Кинуин потом дала ему Рог.
– Знаю, – ответила она. – Рог Оуина.
В те самые минуты к востоку от них под темнеющим небом гремела битва на окровавленных берегах Адеин, битва, которая закончится, когда протрубит этот Рог.
Стоящий на причале Флидис смотрел снизу вверх на высокую женщину с зелеными глазами, которую он единственный в Фьонаваре мог помнить с давних времен.
– Это все, что ты обо мне знаешь? – тихо спросил он. – Что я спас твоего друга?
Сидящий в лодке Брендель хранил молчание.
Он наблюдал, как женщина старалась вспомнить. Она покачала головой.
– А я должна тебя знать? – спросили она.
Флидис улыбнулся.
– Возможно, не в этом теле. – Его голос стал еще более низким, и он неожиданно заговорил нараспев: – Я существовал во многих обличьях. Я был лезвием меча, звездой, светом фонаря, арфой и арфистом, тем и другим. – Тут он замолчал, увидел вспыхнувшую в ее глазах искру и закончил почтительно: – Я сражался в бою, хотя и был маленьким, впереди Правителя Британии.
– Я помню! – воскликнула она и рассмеялась. – Мудрое дитя, избалованное дитя. Ты любил загадки, правда? Я тебя помню, Талиесин. – Она встала. Брендель прыгнул на причал и помог ей выйти из лодки.
– Я существовал во многих обличьях, – снова повторил Флидис, – но когда-то я был арфистом.
Она кивнула; стоя на каменном причале, она казалась очень высокой. Смотрела на него сверху вниз, и воспоминания играли в ее глазах и в морщинках вокруг губ. Затем все изменилось. Они оба это увидели и внезапно замерли.