Самая темная страсть
Шрифт:
И больше, чем поцелуй он бы ей дать не смог.
Не только из-за ее грозного наставника.
Осложнения, напомнил он себе.
Они ему были не нужны.
Еще!
— Если я тебя снова поцелую, — сказал он, думая заткнись, заткнись черт тебя побери, — я не буду тебя больше задерживать.
Только поцелуй, не "более", — сказал он себе.
Поцелуй не может осквернить.
Поцелуй, это просто поцелуй, и она возвышалась на нем, ради богов.
— Это ничего не изменит
Лучше ей понять это сейчас.
— Кроме того, ты должна мне рассказать, что тебе сделали.
Переговоры? Действительно? Способ увильнуть.
— Я — уверенная, свободная женщина, поэтому, я — согласна, что поцелуй ничего между нами не изменит, — сказала она с случайно — раздраженно? — пожала плечами.
— Объятия это не самое главное.
Но рассказать о том что произошло? Обещать не буду.
Эта "уверенная" и "свободная" женщина действительно не хочет прятаться за него и и крепко держать его, как только что его губы? Она действительно хотела его поцелуя и ничего иного? Это восхищало его.
Действительно.
Это не разочаровало его.
Разве что чуть-чуть.
— Сейчас я просто хочу целовать твои губы и тело, — сказала она и ее щеки залил румянец.
Она уже не так уверена как вначале?
— Но не волнуйся.
Я только немного потрусь о тебя.
Так, что если мы закончили этот разговор, я бы хотела приступить.
Несмотря на некоторое разочарование — он восхишался тем, что она была готова его поцеловать, ничего не прося в замен, в его крови вспыхнул пожар, и распространился по всему телу.
Его вены превратились в реки лавы, мышцы пылали от напряжения.
Использовать его тело? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Я сказал еще!
Она была необычным смешением невинности и геодонизма.
Он — нежелания и восторга.
Он должен остановить это сейчас, пока все окончательно не вышло из-под контроля.
Контроль.
К черту его.
Он должен действовать рационально, вместо того чтоб разговаривать с самим собой, и быть с ней.
На самом деле, ему было необходимо поговорить с собой и с демоном, прекратить все это и оставить ее.
— Ты мне напомнила, что могла сегодня умереть, — мрачно сказал он.
Хорошо.
Ничто не беспокоило его больше, чем мысли о смерти.
— Ты ранимая.
Возразил он.
— Ну и что?
— Ну и что? — он мог только покачать головой.
Похоже ее это не тревожит так сильно, как людей за которыми он наблюдал.
Она не сдавалась и ничего не боялась, на протяжении долгого времени, и похоже не собиралась это менять.
Он до боли сжал челюсти.
Она должна была жить вечно.
— Неужели ты сейчас
Если нет, то я думаю, что могу прикасаться к тебе еще немного.
Мне понравилось это делать.
И думаю, что понравиться снова.
Не дождавшись его ответа, она прикоснулась к его груди и застонала.
— Да.
Мне нравится.
Возможно она и не смущалась, до этого.
Возможно, она покраснела от удовольствия.
Он прокашлялся.
— Нет мы не договорили.
Почему ты не боишся смерти?
— Ничего не вечно, все имеет свой конец, — сказала она
— Я хочу сказать, тебя в ближайшее время убьют, и хотя я ненавижу
даже мысль об этом, ты не увидишь, что я плачу об этом.
Я знаю, что это случится, и я принимаю потому что не могу изменить.
Я пытаюсь жить, пока могу.
Пока мы можем.
Я хочу забыть об этом, и хоть немного радоваться жизни.
Он почувствовал, как под его глазом дергается мыщца.
— Меня не убьют.
Она успокоилась, и часть возбуждения спала.
Его это немного расстроило, но виду он не подал.
— Ну сколько тебе можно повторять? — сказала она.
Ты не сможешь справится с ангелом, который прийдет убить тебя.
— Тогда скажи мне.
Ты променяла свое бессмертие на удовольствия и немедленно прибежала ко мне.
Ты ожидаешь, что я смогу его тебе доставить.
Почему ты сделали все это, почему ты сдаешься и полагаешься на меня, если я должен погибнуть?
Она печально улыбнулась ему.
— Я лучше проведу с тобой немного времени, чем ни сколько.
Ее утверждение, напомнили ему слова которые Парис сказал ему в ту ночь, как она появилась.
Он не ошибся в этом.
Они были.
— Ты напоминаешь мне моего друга.
Очень глупого человека.
— Тогда я глупая, раз выбрала не его.
Лучше дурак который играет в игру, чем то кто стоит в стороне.
Он угрюмо оскалился.
Он был готов зареветь, дежа при одной мысли, что она могла быть с кем-то еще.
Гнев тоже злился.
Не на Оливию, на Париса.
Демон спроецировал картнику, голова Париса на блюде, а тело где-то далеко.
Аэрон немедленно успокоился.
О нет, ты этого не сделаешь.
Ты оставишь Париса в покое.
Она моя.
Нет, моя, вспыл он, и только после понял, что он сделал.
Я имел в виду, что она не принадлежит не одному из нас.
И сказал тебе именно это.
Теперь пожалуйста заткнись?
— Ну что, разговор окончен? — Кончиком пальца Оливия провела по его плоскому животу и кружила вокруг его пупка.