Сами боги
Шрифт:
Он прищурился и задержал дыхание. Когда ему уже начало казаться, что его легкие вот-вот лопнут, Селена сказала:
– Безупречно, Бен. Безупречно, Я еще ни разу не видела, чтобы грант не упал во время своего первого скольжения. А потому, если вы все-таки упадете, не расстраивайтесь. Ничего позорного в этом нет.
– Нет уж, я не упаду, – прошептал Денисон, хрипло вздохнул и широко открыл глаза. Земля по-прежнему была все такой же безмятежной и равнодушной, но он двигался медленнее, гораздо, гораздо медленнее… – Селена, я остановился или нет! – спросил он. – Я никак не могу понять.
– Вы стоите. Нет, не двигайтесь. Прежде
Денисон смотрел на нее, не веря своим глазам. Она поднималась по склону вместе с ним, она скользила вниз вместе в ним, – но он еле держался на ногах от усталости, а она носилась вокруг кенгуровыми прыжками. Шагах в ста от него она нагнулась и воскликнула:
– А! Вот он!
Ее голос звучал в его ушах так же громко, как и прежде, когда она была рядом.
Через секунду Селена вернулась, держа под мышкой пухлый пластмассовый сверток.
– Помните, когда мы поднимались, вы спросили меня, что это такое, а я ответила, что вы сами увидите на обратном пути?
Она аккуратно развернула широкий мешок.
– Называется это лунным ложем, – сказала Селена. – Но мы говорим просто «ложе». Прилагательное «лунный» у нас здесь разумеется само собой.
Она привинтила баллончик к ниппелю и повернула кран.
Мешок начал наполняться. Денисон прекрасно знал, что звуков в безвоздушном пространстве не бывает, и все-таки ждал, что вот-вот услышит шипение.
– Не торопитесь упрекать нас за расточительство! – сказала Селена. – Это тоже аргон.
Мешок тем временем превратился в тахту на шести толстых ножках.
– Ложе вас вполне выдержит, – сообщила Селена. – Оболочка практически нигде не соприкасается с поверхностью, а вакуум помогает сохранять теплоту.
– Неужели оно еще и горячее? – с изумлением спросил Денисон.
– При выходе из баллончика аргон нагревается, но очень относительно. Максимальная его температура равна примерно двумстам семидесяти градусам Кельвина – почти достаточно, чтобы растопить лед, и более чем достаточно для того, чтобы ваш скафандр терял теплоту не быстрее, чем вы ее вырабатываете. Ну, ложитесь.
И Денисон лег, испытывая невыразимое блаженство.
– Чудесно, – сказал он с удовлетворенным вздохом.
– Нянюшка Селена обо всем позаботилась.
Она появилась из-за его спины, скользнула в сторону, приставив ступню к ступне, словно на коньках, оттолкнулась и изящно опустилась возле ложа на локоть и бедро.
Денисон даже присвистнул.
– Как это у вас получается?
– Тренировка. Только не вздумайте мне подражать, лучшем случае разобьете локоть. Но учтите, если я начну замерзать, вам придется потесниться.
– Ну, поскольку мы оба в скафандрах…
– Весьма любезно! Как вы себя чувствуете?
– Неплохо. Уж это ваше скольжение!
– А что? Не понравилось? Вы ведь поставили настоящий рекорд по отсутствию падений. Вы не рассердитесь, если я расскажу про это в городе моим знакомым?
– Пожалуйста. Ужасно люблю, когда меня хвалят… Но неужели вы собираетесь еще раз тащить меня на скат?
– Сейчас? Конечно, нет. Я и сама не стану спускаться два раза подряд. Мы просто подождем здесь, чтобы ваше сердце пришло в норму, а потом вернемся в город. Протяните ноги в мою сторону, и я сниму с вас коньки. В следующий раз я вас научу, как их снимать и надевать.
– Скорее всего, следующего раза не будет.
– Будет,
– Иногда. В промежутках между припадками ужаса.
– Ну, так в следующий раз припадков ужаса будет меньше, а потом еще меньше, и в конце концов останется одно удовольствие. Я еще сделаю из вас чемпиона.
– Ну уж нет. Для этого я слишком стар.
– Не на Луне. У вас только вид такой.
Денисона окутывал неизъяснимый лунный покой. Он лежал лицом к Земле. Именно ее присутствие в небе помогло ему сохранить равновесие во время спуска, и он испытывал к ней тихую благодарность.
– Вы часто выходите на поверхность, Селена? – спросил он. – То есть я хочу сказать – одна или в небольшой компании. Не во время состязаний.
– Можно сказать – никогда. Если кругом нет людей, все это действует на меня угнетающе. Я даже сама немножко удивлена, как это я решилась отправиться сюда сегодня.
Денисон неопределенно хмыкнул.
– А вас это не удивляет?
– А почему это должно меня удивить? Я считаю, что всякий человек поступает так, как поступает, либо потому, что хочет, либо потому, что должен, и в каждом случае это касается его, а не меня.
– Спасибо, Бен. Нет, я не иронизирую. В вас очень подкупает то, что вы в отличие от других грантов не требуете, чтобы мы укладывались в ваши представления и понятия. Мы, луняне, обитаем под поверхностью – мы пещерные люди, коридорные люди. Ну и что тут плохого?
– Ничего.
– Но послушали бы вы земляшек! А я гид и должна их слушать. Все их мнения и соображения я слышала тысячи раз, и чаще всего на меня обрушивается вот что, – Селена заговорила с пришептыванием, типичным для землян, объясняющихся на общепланетном эсперанто: – «Но, милочка, как вы можете все время жить в пещерах? Неужели вас не угнетает ощущение вечной тесноты? Неужели вам не хочется увидеть синее небо, деревья, океан, почувствовать прикосновение ветра, вдохнуть запах цветов?..» Бен, я могла бы продолжать так часами! А потом они спохватываются: «Впрочем, вы ведь, наверное, даже не знаете, что такое синее небо, и море, и деревья, так что и не тоскуете без них…» Как будто мы не смотрим земных телепрограмм! Как будто у нас нет доступа к земной литературе как зрительной, так и звуковой, а иногда и олифакторной.
Денисону стало весело.
– И какой же полагается давать ответ в подобных случаях?
– Да никакой. Говоришь просто: «Мы к этому привыкли, мадам». Или «сэр», но почти всегда такие вопросы задают женщины. Мужчины, как ни странно, больше интересуются лунной модой. А знаете, что бы я с радостью ответила этим дурам?
– Скажите, скажите. Облегчите душу.
– Я бы им сказала: «Послушайте, мадам, а на черта нам сдалась ваша хваленая планета? Мы не хотим вечно болтаться на поверхности и ждать, что свалимся оттуда или нас сдует ветром. Мы не хотим, чтобы нам в лицо бил неочищенный воздух, чтобы на нас лилась грязная вода. Не нужны нам ваши микробы, и ваша вонючая трава, и ваше дурацкое синее небо, и ваши дурацкие белые облака. Когда мы хотим, то можем любоваться Землей на нашем собственном небе. Но подобное желание возникает у нас нечасто. Наш дом – Луна, и она такая, какой ее сделали мы. Какой мы хотели ее сделать. Она принадлежит нам, и мы создаем свою собственную экологию. Отправляйтесь к себе на Землю, и пусть ваша сила тяжести оттянет вам живот до колен!» Вот что я сказала бы.