Сами боги
Шрифт:
– Очень любезно с вашей стороны производить ради нас избыточную энергию, – насмешливо сказал Денисон, – Но объясняется это, конечно, отнюдь не вашим альтруизмом. Ведь если этого не сделать, Электронный Насос взорвет Солнце еще задолго до того, как вы пересечете хотя бы одну орбиту Марса, и от вас тоже останется только облачко газа.
– Не спорю, – сказал Невилл. – Но мы будем производить избыточную энергию, так что этого не произойдет.
– Нет, это невозможно! – с тревогой воскликнул Готтштейн. – Вы не должны покидать свою орбиту. Ведь когда вы удалитесь на большое расстояние,
Денисон пожал плечами.
– Когда они уйдут за орбиту Сатурна, могут начаться неприятности, если я сейчас правильно все прикинул. Но для этого им понадобится столько лет, что мы вполне успеем построить космостанции и вывести их на бывшую лунную орбиту. Собственно говоря, мы в Луне не нуждаемся. И она может отправляться, куда ей заблагорассудится. Но только она останется тут.
– Это почему же? – с легкой улыбкой спросил Бэррон. – Нас остановить невозможно. У землян нет способа навязать нам свою волю.
– Луна останется тут потому, что тащить ее куда-нибудь всю целиком бессмысленно. Чтобы придать такой массе сколько-нибудь заметное ускорение, понадобятся годы и годы. Вы будете ползти. Лучше начните строительство космических кораблей. Гигантов в милю длиной с самодостаточной экологией, а энергию им будет обеспечивать собственный космонасосы. Снабдите их космодвигателями, и вы будете творить чудеса. Даже если на строительство кораблей понадобится двадцать лет, они меньше чем за год достигнут той точки, в которой оказалась бы к тому времени Луна, начни она свое движение сегодня. И курс такие корабли будут способны менять за ничтожную долю времени, которое потребовалось бы на подобный маневр Луне.
– А некомпенсированные космостанции? Что они натворят во вселенной?
– Энергия, нужная кораблю или даже целому флоту, будет заметно меньше той, которая потребовалась бы для движения планеты, к тому же она будет распределяться по огромным областям вселенной. Пройдут миллионы лет, прежде чем изменения станут хоть сколько-нибудь значимыми. Зато вы приобретете маневренность. Луна же будет двигаться так медленно, что нет смысла сталкивать ее с места.
– А мы никуда и не торопимся, – презрительно бросил Невилл. – Нам нужно только одно – избавиться от соседства с Землей.
– Но ведь это соседство дает Луне немало полезного. Приток иммигрантов, культурный обмен. Да и просто сознание, что совсем рядом – живая жизнь, люди, разум. И вы хотите отказаться от всего этого?
– С радостью!
– Все луняне? Или лично вы? Вы ведь нетипичны, Невилл. Вы боитесь выходить на поверхность. А другие луняне выходят, – может быть, без особого удовольствия, но и без страха. Для них недра Луны – не единственный возможный мир, как для вас. Для них они не тюрьма, как для вас. Вы страдаете неврозом, от которого другие луняне свободны, – во всяком случае, такой степени он не достигает ни у кого. Но если вы уведете Луну от Земли, вы сделаете из нее тюрьму для всех, Она превратится в планету-темницу, все обитатели которой – как пока еще только вы один – начнут бояться ее поверхности, откуда уже не будет виден другой обитаемый мир. Но, возможно, вам как раз это и нужно?
– Мне
– Так стройте корабли. В любом количестве. Едва вам удастся передать импульс в космовселенную, как вы без труда достигнете скорости, близкой к скорости света. Вы сможете исследовать нашу Галактику на протяжении жизни одного поколения. Неужели вы не хотите отправиться в путь на таком корабле?
– Нет, – ответил Невилл брезгливо.
– Не хотите или не можете? Или, куда бы вы ни отправились, вам необходимо тащить с собой всю Луну? Так почему же вы навязываете свою идиосинкразию всем остальным?
– Потому что так будет, и все! – отрезал Невилл.
Денисон сказал ровным тоном, хотя его щеки пылали:
– А кто дал вам право говорить так? В Лунном городе есть много людей, которые, возможно, не разделяют вашего мнения.
– Вас это не касается.
– Нет, касается. Я – иммигрант и намерен в ближайшее время получить право гражданства. И я не хочу, чтобы мою судьбу решали, не спрашивая моего мнения, – тем более чтобы ее решал человек, который не способен выйти на поверхность и который хочет сделать свою личную тюрьму тюрьмой для всех. Я расстался с Землей, но для того лишь, чтобы поселиться на Луне, в четверти миллиона миль от родной планеты. Я не давал согласия, чтобы меня увлекали от нее навсегда неведомо на какое расстояние.
– Ну так возвращайтесь на Землю, – равнодушно перебил Невилл. – Время еще есть.
– А граждане Луны? А остальные иммигранты?
– Решение принято.
– Нет, оно еще не принято… Селена!
В дверях появилась Селена. Ее лицо было серьезно, в глазах прятался вызов. От небрежной позы Невилла не осталось и следа. Обе его подошвы со стуком впечатались в пол. Он спросил:
– И долго ты ждала в соседней комнате, Селена?
– Я пришла раньше тебя, Бэррон, – ответила она.
Невилл посмотрел на нее, потом на Денисона, потом опять на нее.
– Вы… вы вдвоем… – пробормотал он, тыча в них пальцем.
– Я не совсем понимаю, что ты подразумеваешь под этим «вдвоем», – перебила Селена. – Но Бен уже давно узнал о передаче импульса.
– Селена тут ни при чем, – вмешался Денисон. – Мистер Готтштейн заметил какой-то летящий предмет в тот момент, когда никто не мог знать, что он наблюдает за установкой. Я понял, что Селена экспериментирует с чем-то, о чем я еще не думал, и сообразил, что это может быть передача импульса. А потом…
– Ну ладно, вы знали, – сказал Невилл. – Но это ровно ничего не меняет.
– Нет, меняет, Бэррон! – воскликнула Селена. – Я обсудила все это с Беном, и мне стало ясно, что я слишком часто принимала твои слова на веру, и совершенно напрасно. Пусть я не могу поехать на Землю. Пусть я даже не хочу этого. Но я убедилась, что мне нравится видеть ее в небе, когда у меня появляется такое желание. Мне не нужно пустого неба! Потом я поговорила с другими членами группы. И оказалось, что далеко не все они хотят отправляться в бесконечные странствия. Большинство считает, что надо строить корабли для тех, кто стремится к звездам, а те, кто хочет остаться, пусть остаются.