Сами боги
Шрифт:
В раздевальне они сняли скафандры и убрали их в шкафчики. Только тут Денисон наконец сказал:
– Вы не пообедаете со мной, Селена?
– Вы чем-то расстроены? – спросила она встревоженно. – Что случилось?
– Да ничего. Просто в таких случаях всегда возникает ощущение растерянности и пустоты. Так как насчет обеда?
– С удовольствием.
По настоянию Селены они отправились обедать к ней. Она объяснила:
– Мне надо поговорить с вами, а в кафетерии это неудобно.
И
– Бен, вы все время молчите. И так уже неделю.
– Ничего подобного! – возразил Денисон, сдвинув брови.
– Нет, это так! – Она поглядела на него с дружеской озабоченностью. – Не знаю, многого ли стоит моя интуиция вне физики, но, по-моему, вас тревожит что-то, о чем вы не хотите мне рассказать.
Денисон пожал плечами.
– На Земле поднялся шум. Готтштейн перед отъездом туда нажимал на кнопки величиной с тарелку. Доктор Ламонт ходит в героях, и меня приглашают вернуться, как только статья будет написана.
– Вернуться на Землю?
– Да. По-видимому, и я попал в герои.
– И вполне заслуженно.
– Полное признание моих заслуг – вот что мне предлагают, – задумчиво произнес Денисон. – Любой университет, любое государственное учреждение будут счастливы предложить мне место на выбор.
– Но ведь вы этого и хотели?
– Хочет этого, по-моему, Ламонт. И хочет, и несомненно получит, и будет рад. А я не хочу.
– Так чего же вы хотите?
– Остаться на Луне.
– Почему?
– Потому что это клинок человечества, и я хочу быть частью его острия. Я хочу заняться установкой космонасосов, а устанавливать их будут только здесь, на Луне. Я хочу работать над паратеорией с помощью приборов, которые способна создать ваша мысль, Селена… Я хочу быть с вами. Но вы, Селена, вы останетесь со мной?
– Паратеория интересует меня так же, как и вас.
– А разве Невилл позволит вам продолжать?
– Бэррон? Мне? Вы стараетесь оскорбить меня, Бен?
– Что вы!
– Или я неправильно вас поняла? Вы ведь намекнули, что я работаю с вами по указанию Бэррона?
– А разве не так?
– Да, он мне это предложил. Но работала я с вами не потому. Я сама этого захотела. Вероятно, он воображает, будто может мной распоряжаться по своему усмотрению, но это верно лишь до тех пор, пока его желания совпадают с моими – вот как было в случае с вами. Меня возмущает, что он думает, будто я ему подчинена, и меня возмущает, что так думаете вы.
– А ваши отношения?
– Но при чем тут это? Если рассуждать подобным образом, то почему, собственно, он должен распоряжаться мной, а не я им?
– Так, значит, вы можете и дальше работать со мной, Селена?
– Конечно, – ответила она холодно. – Если захочу.
– Но вы хотите?
– Пока да.
И тут Денисон улыбнулся.
– Теперь я понимаю, что всю эту неделю меня грызла тревога, – а вдруг вы не захотите или не сможете. И подсознательно боялся завершения экспериментов: ведь это могло означать, что мы с вами расстанемся. Простите меня, Селена. Я не хочу докучать вам сентиментальной привязанностью дряхлого земляшки…
– Ну ваш интеллект, Бен, дряхлым никак не назовешь. Да и вообще привязанности бывают разными. Мне нравится разговаривать с вами.
Наступило молчание. Улыбка Денисона увяла. Потом он снова улыбнулся, но уже механически.
– Завидую своему интеллекту, – пробормотал он, отвернулся, покачал головой и опять поглядел на Селену.
Она смотрела на него почти с тревогой.
– Селена, – сказал он, – протечка между вселенными не исчерпывается только энергией. По-моему, вы об этом уже думали.
Молчание затягивалось, становилось мучительным, и наконец Селена сказала:
– Ах, это…
Они продолжали смотреть друг на друга – Денисон смущенно, а Селена почти виновато.
Глава восемнадцатая
– Я пока еще не обрел свою лунную форму, – сказал Готтштейн. – Но знали бы вы, Денисон, чего мне стоило обрести земную форму! А вам, пожалуй, это и вовсе не удастся. Так что лучше оставьте всякую мысль о возвращении.
– Я и не думаю об этом, – сказал Денисон.
– Жаль, конечно. Вы были бы там первым человеком. Ну а Хэллем…
– Мне хотелось бы поглядеть на его физиономию, – вздохнул Денисон с некоторой грустью. – Впрочем, это не слишком похвальное желание.
– Львиная доля, конечно, достанется Ламонту. Он ведь там, в самой гуще событий.
– Я рад. Он меньшего и не заслуживает… Так вы считаете, что Невилл действительно придет?
– Безусловно. Я жду его с минуты на минуту… А знаете что? – произнес Готтштейн заговорщицким шепотом. – Пока его еще нет… Хотите шоколадный батончик?
– Что?
– Шоколадный батончик. С миндальной начинкой. Но только один! У меня их мало.
Недоумение на лице Денисона сменилось недоверчивой улыбкой.
– Настоящий шоколад?
– Да.
– Ну коне… – Вдруг его лицо посуровело. – Нет, спасибо.
– Нет?
– Нет! Пока шоколад будет таять у меня во рту, я затоскую по Земле. По всему, что есть на ней. А этого я себе позволить не могу и не хочу… Не угощайте меня шоколадом. Не показывайте мне его. Я даже запаха его боюсь.