Сами боги
Шрифт:
– Добрый вечер, мисс Линдстрем, – повернулся к: ней Готтштейн. – Я и не собирался делать тайну из нашей беседы. Так, значит, вы интересуетесь парафизикой?
– Очень!
– И неудачные эксперименты вас не обескураживают?
– Они ведь не такие уж неудачные, – ответила Селена. – Просто доктор Денисон не вполне в курсе.
– Что?! – Денисон повернулся на каблуках так резко, что чуть не опрокинулся на спину. Из-под его ног вырвалось облако пыли.
Они все трое стояли теперь лицом к пионотрону. Над ним на высоте
– Я увеличила напряженность магнитного поля, – сказала Селена, – а ядерное поле оставалось устойчивым, не менялось, потом началось рассеивание, усилилось и…
– Образовалась протечка! – докончил Денисон. – Черт! А я и не видел, как это произошло.
– Я прошу у вас прощения, Бен, – сказала Селена. – Но ведь сначала вы о чем-то задумались. Потом явился мистер Готтштейн, и я не удержалась от соблазна попробовать самой.
– Объясните же, что я, собственно, вижу, – попросил Готтштейн.
– Вы наблюдаете спонтанное излучение энергии веществом, которое просачивается из другой вселенной в нашу, – сказал Денисон.
Едва он договорил, как свет над пионотроном вдруг погас, и одновременно в сотне шагов от них вспыхнула другая, чуть более тусклая звезда.
Денисон кинулся к пионотрону, по Селена с лунной грацией стремительно скользнула вперед и оказалась там намного раньше него. Она отключила поле, и дальняя звезда погасла.
– Видите ли, место протечки неустойчиво, – сказала она.
– В весьма малой степени, – возразил Денисом. – Учитывая, что смещение на один световой год теоретически так же возможно, как и смещение на сотню ярдов, эти сто ярдов можно считать чудом устойчивости.
– И тем не менее такого чуда еще мало, – категорически заявила Селена.
– Простите, так ли я понял то, о чем вы говорите? – перебил их Готтштейн. – Значит, вещество может просачиваться в нашу вселенную и тут, и там, и где угодно?
– Вовсе не где угодно, – ответил Денисон. – Вероятность протечки падает с увеличением расстояния до пионотрона, причем очень стремительно. Зависит это от целого ряда факторов, и, должен сказать, нам удалось добиться просто поразительной устойчивости. Тем не менее смещение на несколько сотен ярдов не исключено, чему вы сами были свидетелем.
– А не могла ли она сместиться в город или внутрь наших скафандров?
– Да нет же! – с досадой ответил Денисон. – Возможность протечки – во всяком случае, такой, какую можно получить с помощью наших методов, – определяется, в частности, плотностью вещества, уже присутствующего в нашей вселенной. Вероятность того, что место протечки сместится из вакуума туда, где атмосфера будет иметь хоть одну сотую плотности воздуха в городе или внутри наших скафандров, практически равна нулю. Попытка добиться протечки где-нибудь еще, кроме вакуума, заведомо обречена на неудачу – вот почему мы сразу начали свои эксперименты здесь, на поверхности.
– Значит, ваша установка не похожа на Электронный Насос?
– Нисколько, – сказал Денисон. – Электронный Насос осуществляет обмен веществом. А тут мы имеем дело с однонаправленной протечкой. Да и поступает это вещество не из паравселенной.
– Не поужинаете ли вы у меня сегодня, доктор Денисон? – вдруг спросил Готтштейн.
– Вы приглашаете только меня? – нерешительно спросил Денисон.
Готтштейн любезно поклонился в сторону Селены. Впрочем, поклон этот не сделал бы чести и цирковому медведю.
– Я буду счастлив видеть мисс Линдстрем у себя в любой другой день, – сказал он, – но на этот раз мне необходимо поговорить с вами наедине, доктор Денисон.
– Идите, идите, – деловито распорядилась Селена, заметив, что Денисон все еще колеблется. – Завтра я принимаю новую группу туристов, а вам нужно время, чтобы подумать о том, как устранить неустойчивость протечки.
– Ну в таком случае… Селена, а вы сообщите мне, когда у вас будет следующий выходной?
– По-моему, я этого от вас еще ни разу не скрывала. Да мы и раньше встретимся… Собственно, вы оба уже можете отправляться ужинать, а я отключу приборы.
Глава пятнадцатая
Бэррон Невилл переминался с ноги на ногу – будь комната обширнее, а сила тяжести побольше, он метался бы из угла в угол, но в лунных условиях он только делал скользящий шаг то вправо, то влево, не двигаясь с места.
– Значит, ты утверждаешь, что установка работает? Это верно, Селена? Ты не ошиблась?
– Нет, я не ошиблась, – ответила Селена. – Повторяю это в пятый раз. Я считала.
Но Невилл, казалось, не слышал ее. Он сказал торопливым шепотом:
– Следовательно, появление Готтштейна ничему не помешало? Он не пытался прекратить эксперимент?
– Нет. С какой стати?
– И не было никаких признаков, что он намерен употребить власть…
– Послушай, Бэррон, какую, собственно, власть он мог бы употребить? Земля пришлет сюда полицейских или как? И ведь… ты знаешь, что они не могут нас остановить.
Невилл вдруг застыл.
– Они не знают? Все еще не знают?
– Конечно, нет. Бен смотрел на звезды, а потом явился Готтштейн. И я попробовала добиться протечки поля, что мне удалось. А то, другое, получилось раньше. Установка Бена…
– При чем тут он? Это же была твоя идея.
Селена покачала головой.
– Я высказала только неопределенную догадку. Вся разработка принадлежит ему.
– Но ведь ты можешь точно все воспроизвести? Ради всего лунного, не обращаться же нам за этим к земляшке!
– Я думаю, что сумею воспроизвести достаточно полно для того, чтобы наши сами смогли довести все до конца.
– Ну ладно. Так идем!
– Погоди, Бэррон. Не торопись.
– Почему?
– Нам ведь нужна и энергия.