Сами мы не местные
Шрифт:
– Вот скажи. Ты Азамата с начала весны не видел. Что-нибудь изменилось?
– А! Так вы его все-таки чем-то лечите? – оживляется наемник. – А я-то думаю, неужели это он просто на радостях настолько лучше выглядит!
– Вот видишь, – говорю Азамату.
– Тихо, – шикает он. – Послушай лучше песню. Это баллада об утрате души.
Баллада оказывается длинной, примерно в половину эпоса. Из начала я только успеваю понять, что некий доблестный воин влюбился в красотку с Восточных островов, и она ответила ему взаимностью, правда, преподносится это с таким трагизмом, как будто они
Войну они благополучно продули, и Он-чуай вынужден скрываться в горах несколько лет, пока не соберется новое войско, чтобы разбить узурпаторов.
Имя свое в землю зарыл, Камнем прикрыл и место забыл. Кто войну проиграл, От людей кто сбежал, Имя тот потерял. Думы свои заковал в металл, Чтобы в жизни никто его не узнал…Тем временем его девушка вышла замуж за полководца-победителя, естественно не по любви, и мается.
В граде моем очень ждут его, Если дождутся – ему не жить. Чужие мы, хоть с двора одного, Степь не пройти, море не переплыть. Целыми днями ждала я тебя, Ждала, и ткала, и слезы лила, Дни напролет, в окно глядя, В солнце, и в дождь, и в грозу ждала. Быстрый и сильный явился с победой Воин чужой посредь бела дня — Он и развлек меня беседой, Счастьем, теплом окружил он меня. Были объятья его мне сладки, И ненавистны были они. Он-чуай, Он-чуай, все ли в порядке? Что ж от меня ты бродишь вдали? Я тебя жду и этим болею, Этим печалюсь, этим тужу. Нужды мне нет работать, потея, Но себе места я не нахожу. Ты, победитель, слышишь мой шепот — Сын наш с тобою канет во тьму, Ибо однажды раздастся топот — Он-чуай явится в нашем дому. Будешь разорван ты и растерзан, Жаром спален и потоплен водой. Ведь так легко разорвать нашу песню, Что никогда не была живой.Пока она так оптимистично размышляет, ее исходный самец все-таки умудряется всех победить и вернуться домой со щитом. Наслышанный, что его женщина не дождалась и вышла замуж за другого, он убивает соперника на подходах к деревне, даже не поинтересовавшись у дамы ее мнением. Однако, придя к ней домой, застывает с окровавленным кинжалом над кроваткой ребенка, поскольку тот так похож на мать, что Он-чуай не может его убить. В итоге они так остаются жить втроем, в мире и любви.
– А почему это баллада? – спрашиваю у Азамата.
– То есть как?
– Ну там же все хорошо заканчивается.
Он качает головой.
– Если речь идет об украденных душах, то это всегда баллада. Да еще ему пришлось смириться, что сын его врага будет жить. Впрочем, если бы он убил ребенка, это тем более была бы баллада. Так что, понимаешь, когда у персонажа украли душу, это всегда трагедия, даже если формально все хорошо кончается.
– Я надеюсь, ты это только о песнях, а не о жизни? – уточняю.
Азамат смеется.
– Моя жизнь стала трагедией гораздо раньше, чем я потерял душу. Ну а у тебя и отношение совсем другое. Так что о нас вряд ли сложат балладу…
– О тебе, Азамат, уже сложили баю, – радостно сообщает ему Унгуц. – И хватит заставлять Аблар-хона петь баллады на празднике. Ему тоже повеселиться надо!
– Погодите-погодите, – хмурится Азамат. – Какую еще баю?
Унгуц только машет на него, а оркестр тем временем начинает играть задорную мелодию под руководством Ахамбы.
Расстилайся, песня, на дворе! А расскажем баю детворе! Как у нас великий стольный град, Вкруг него и горы стали в ряд! В граде том круг солнца золотой, С ним в обнимку малый круг второй, Небо черное – защитник всей земли, Нам тебя прославить повели!В том же бодром темпе нам рассказывают биографию Азамата без купюр – как он родился на печи в далеком северном городе, как ездил летом к матери, как заботился о брате, как побеждал на соревнованиях, был всеобщим любимцем, участвовал в Первой джингошской, совершил подвиг, был ранен и изгнан «по воле жестоких богов», как обучился военному делу и участвовал во Второй джингошской, прослыл отличным капитаном, как «боги смилостивились» и «подарили» ему меня, как он снова победил в боях (даже титул умудрились зарифмовать, неленивые люди), как он выиграл Третью джингошскую кампанию и стал Императором. Заканчивается все это счастье гуйхалахом за здоровье Азамата и его будущего сына, ну еще и мое до кучи.
Азамат смеется, краснеет и утирает слезы, мне дико и весело, весь город хлопает и стучит разными предметами в такт музыке, я запрокидываю лицо к небу, потому что голова все равно кружится, а когда возвращаюсь в реальность, замечаю, как маленький ярко-рыжий зверек хлещет у Азамата из пиалы хримгу, ритмично помахивая хвостом.