Саммерленд, или Летомир
Шрифт:
Этан пробежал через стоянку и перескочил через дерево, где мелькнул рыжий хвост. Прямо оттуда начиналась тропинка на северную сторону Зуба. Сначала Этан бежал по ней, надеясь увидеть в лесу бушменчика, но потом слабый зеленый свет, проникающий сквозь листву, стал давить на него, опутывая его тенями. Этан перешел на трусцу, а потом и на шаг, все время прислушиваясь к какому-то мягкому, ритмичному звуку. Сначала он говорил себе, что это его собственное дыхание, после сообразил, что это, должно быть, волны, набегающие на берег Саммерленда. Именно туда и вела тропинка — на берег, к Хотел-бич. Туда любили ходить в основном подростки, но Этан с отцом тоже побывали там как-то раз. Во время устричного
Теперь это место представлялось Этану самым что ни на есть подходящим. Он пересидит там пару часов, мучаясь сознанием своего позора и ненавидя себя самого, а когда его найдет полиция, отец уже так разволнуется, что забудет и простит ему и его трусость, и его провал в качестве бейсболиста. Он поймет наконец, сколько огорчений и страхов приносит Этану эта игра. «Как же я раньше не догадывался? — скажет он. — Конечно, ты можешь уйти из команды, сынок, о чем разговор. Я ведь хотел как лучше».
Дойдя до Хотел-бич, Этан начал прямо-таки упиваться своими переживаниями, а про бушменчика и думать забыл. Лес кончился, и Этан вышел на пляж. Плотный песок поскрипывал под ногами. Этан сел на большую суковатую корягу, где они с отцом завтракали в свой первый приход сюда. Это была громадная коряга, обломок какого-то древнего, реликтового дерева. Этан внезапно ощутил холодное дуновение ветра, которого прежде не замечал, и увидел тучи, идущие на остров с Олимпийского хребта, а потом услышал голоса. Он юркнул обратно в лес и стал прислушиваться. Голоса были мужские и показались Этану какими-то недобрыми, даже враждебными. Пригнувшись, он осторожно пробрался к разрушенным кабинкам.
Рядом с танцзалом стоял большой «рейнджровер» с надписью «Трасформ Пропертиз». Четверо мужчин в деловых костюмах рассматривали на его капоте какие-то планы. Несмотря на ясный солнечный день, они все надели поверх костюмов ярко-желтые дождевики и прорезиненные сапоги с металлическими носами. Ничего, казалось бы, такого — ну, стоят себе люди в дождевиках и при галстуках, — но Этан сразу почувствовал, что они затевают недоброе.
Мужчины о чем-то спорили. Один из них, указав на землю, взмахнул руками и достал из багажника лопату. Под неодобрительными взглядами трех остальных он отошел к танцзалу, сильно заросшему лесом за последние сорок лет, снова ткнул пальцем вниз, как будто самый веский его довод заключался именно там, и вогнал лопату в ковер из травы и желтых цветков.
У самого локтя Этана раздался горестный, тяжкий, протяжный вздох — так вздыхают люди, когда то, чего они боялись больше всего, наконец осуществляется. Этан услышал это яснее некуда и оглянулся, но позади никого не было. Волоски на руках и на затылке Этана поднялись дыбом. Холодный ветер вонзался в него, как край лопаты. Человек с заступом, вскрикнув, схватился за шею, и что-то — похоже, галька — упало в траву позади него. Этан поднял глаза и увидел на ветке ближней березы рыжего зверька с насмешливыми глазами, куда больше похожего на лису, чем на бушменчика, — и все-таки это была не лиса. Во-первых, у него были руки, как у енота, и в одной из них зверек держал рогатку. Во-вторых, лицо у него было совершенно человеческое, хотя и заостренное по-лисьи. Усатое и длинноухое, оно выражало веселое удовлетворение. Увидев Этана, зверек отсалютовал ему рогаткой, потом посерьезнел, шмыгнул вниз по стволу и был таков.
У Этана, должно быть, вырвался какой-то удивленный возглас, потому что все четверо мужчин повернулись в его сторону. Этан замер на месте, и сердце у него заколотилось так, что он ощутил это
— Говорил я тебе, — сказал он.
— А что там — правда моя очередь? Меня вызвали на поле?
— Вызовут непременно, если ты сам захочешь.
Этану хотелось одного — убраться подальше от людей из «Трансформ Пропертиз».
— Я тебя за это не упрекаю, — сказал старичок. (Этан так перепугался, что лишь много позже сообразил, что тот прочел его мысли.) — Отсюда и правда лучше убраться.
— Кто они такие? — спросил Этан, шагая следом за стариком. Тот был тоже в костюме, но мешковатом и сшитом из какой-то оранжевой клетчатой ткани — совсем как обивка старой кушетки на веранде Райдаутов.
— Самые плохие люди на свете. Меня, кстати, зовут Хирон Браун. Когда я был питчером в «Хоумстед Грейс», меня прозвали Безымянником.
— Потому что у вас большой безымянный палец? — догадался Этан.
— Нет — потому, что у меня его вовсе нет. — Старичок поднял морщинистую правую руку. — Ты не поверишь, какие безумные полеты совершал мой мяч из-за отсутствия этого пальца.
— Вас послали меня искать? — спросил Этан, когда они дошли до автостоянки. Ему уже слышались выкрики зрителей, насмешливые голоса мальчишек и скрипучие уговоры тренера Олафсона.
— В общем-то да, — сказал Безымянник Браун, — и давно уже.
Это был самый странный момент за все это странное утро. Когда Этан вернулся на скамейку, никто к нему даже головы не повернул — никто как будто даже и не заметил, что он уходил. Но не успел он плюхнуться на твердое сосновое сиденье, как мистер Олафсон посмотрел на него и многозначительно подмигнул.
— Ну, Большой Этан, готовься — сейчас будешь играть.
Оказалось, что дела у команды обстоят уже не так замечательно, как в момент Этанова бегства. Соперники отыграли шесть ранов, и счет стал 11:8. Но начался последний, седьмой иннинг [3] , и спортивная этика лиги «Мустанг» обязывала мистера Олафсона выпускать на поле каждого боеспособного игрока своей команды — хотя бы на половину иннинга. Пока что у «Рустерс» имелось два аута, двое бегущих, ни одного рана, и Этану предстояло подкрепить преимущество своей команды.
3
Поскольку команды детские, они играют не 9 иннингов, а 7.
— Ступай, — сказал ему мистер Олафсон, как говорил всем. — Ступай и лупцуй.
«Лупцевать» Этан отнюдь не собирался. Этан Фельд, выходя на площадку, старался махать битой как можно реже. Он держал ее на плече и дожидался прогулки. По правде сказать, он просто боялся предпринимать что-либо еще, боялся, что в него попадет мяч, а больше всего, до смерти боялся заработать страйк, замахнувшись понапрасну. Может ли быть что-нибудь позорнее того? «Пролетел» — так говорят всегда, когда человек терпит неудачу, когда он напортачит в чем-то, и не только в бейсболе. Блестящими питчерами лига «Мустанг» не могла похвалиться, и тактика Этана, который просто стоял и ждал четырех плохих подач вместо трех хороших, часто оправдывала себя. При этом она не прибавляла ему уважения в глазах других игроков. В лиге «Мустанг» Этан, все время ждущий прогулки, заслужил себе прозвище Песик.