Само совершенство. Том 2
Шрифт:
Ричард наклонил голову и нежно поцеловал жену в лоб.
— Я не забуду.
Глава 56
Когда Джулия подъехала к своему дому, была уже почти полночь. Прошло более семи часов с тех пор, как она покинула дом бабки Зака, и все это время мучительные сомнения, посеянные в душе визитом в Риджмонт, не оставляли ее. Из этой нелегкой схватки ей все же удалось выйти победительницей, и теперь, оказавшись наконец дома, она чувствовала себя значительно лучше. В родной уютной гостиной мысль о сумасшествии Зака казалась настолько нелепой, что Джулия разозлилась на себя за собственную глупость. Как она могла даже на секунду допустить, что Маргарет Стенхоуп права? Вешая пальто в шкаф, она вспомнила
Джулия резко встряхнула головой, как бы пытаясь отогнать неприятные воспоминания, и прошла в спальню. Присела на кровать, достала из ящика ночного столика письмо Зака. Перечитывая прекрасные, полные любви слова, она испытала жгучий стыд за собственное малодушие и почувствовала острую потребность как можно скорее принять душ, как будто это могло смыть не только грязь с тела, но и неприятный осадок с души.
Она мылась настолько тщательно, будто боялась, что кожа и волосы насквозь пропитались ядовитой атмосферой того жуткого места, которое Зак когда-то называл домом. Она даже представить себе не могла, что человеческое жилище и его обитатели могут быть настолько лишены тепла. Если кто-то в этом доме и страдал психическими отклонениями, то скорее всего сама Маргарет Стенхоуп! И этот совершенно невозможный дворецкий! И незнакомый ей братец Зака по имени Алекс!
Правда, возражала какая-то частичка ее мозга, Маргарет Стенхоуп отнюдь не производила впечатления сумасшедшей, а к концу разговора казалась искренне подавленной и обеспокоенной тем, что происходит. Да и дворецкий, несмотря на всю свою дряхлость и несуразность, судя по всему, искренне верил в то, что говорил. И вообще, если разобраться, зачем им обоим было лгать ей? Так и не найдя ответа, Джулия выключила фен и, потуже затянув пояс купального халата, направилась в гостиную. Наверное, им просто показалось, что они слышали ссору. Утешая себя этой мыслью, Джулия включила телевизор — она хотела посмотреть последний, ночной выпуск новостей Си-эн-эн.
Но один, крайне неприятный факт ей не удавалось ни оспорить, ни забыть — Зак солгал, когда рассказывал о смерти Джастина. И не имело значения, кому именно солгал — ей или полиции и репортерам.
Чувствуя, что ее вновь начинают грызть сомнения, Джулия огляделась по сторонам в поисках хоть какого-нибудь беспорядка. Но в ее аккуратной, чисто убранной гостиной каждая вещь находилась точно на своем месте. Джулия понимала, что после побега ее квартира станет объектом пристального внимания полиции и журналистов, а потому последние пять дней делала уборку особенно тщательно. К своему великому облегчению, она заметила на одном из растений слева от нее желтый листок и потянулась, чтобы сорвать его. Сделав это, Джулия почувствовала себя значительно лучше и тотчас же вспомнила теплую улыбку Зака, выражение его глаз и насмешливый голос: «У тебя очень своеобразная манера справляться с волнением. Ты всегда в такие моменты занимаешься уборкой?» Вот о чем нужно сейчас думать! Потому что именно в этих воспоминаниях содержится ответ на все ее вопросы. В них заключена правда. В них, и только в них, Зак такой, какой он есть на самом деле. И он действительно любит ее. И ждет в Мексике.
Да, он солгал полиции насчет смерти Джастина. Но ей он сказал правду. Он просто не мог ей солгать. Теперь Джулия была в этом уверена. А когда они наконец встретятся в Мексике, он обязательно объяснит ей, почему солгал всем остальным.
По телевизору передавали какой-то специальный репортаж из Китая, и последний выпуск новостей, судя по всему, задерживался. Понимая, что не уснет, пока не убедится, что с Заком по-прежнему все в порядке, Джулия решила заняться письмом, которое собиралась оставить родителям и братьям. Зак просил, чтобы она закончила все свои дела в течение недели. Пять дней уже прошло.
Вернувшись в спальню, Джулия взяла уже почти законченное письмо и, поудобнее устроившись в кресле-качалке, стала перечитывать его под аккомпанемент нудных рассуждений диктора об экономическом будущем Китая.
«Дорогие мои мама, папа. Карл и Тед.
К тому времени, как вы получите это письмо, вы уже будете знать, что я уехала к Заку. Я понимаю, что вы не сможете простить мне этого поступка, а потому и не прошу ни о снисхождении, ни о прощении. Я просто хочу попытаться объяснить вам, почему я так поступила, и надеюсь, что когда-нибудь вы сможете если не простить, то хотя бы понять меня.
Я люблю его.
Я бы хотела привести вам более веские причины своего побега, но так и не смогла ничего придумать. Может быть потому, что для меня эта причина — самая важная, а все остальное просто не имеет значения.
Я уверена, что вы сможете меня понять, потому что сами знаете, что такое любовь. Дорогой папа, я же помню, сколько вечеров ты провел, сидя на диване в обнимку с мамой. Я помню, как вы смеялись и как смотрели друг на друга. Я помню день, когда мама вернулась от врача и сказала, что у нее обнаружили какую-то опухоль в груди. В тот вечер ты вышел из дома и долго плакал, спрятавшись на заднем дворе. Я знаю это, потому что следила за тобой. Я тоже хочу делить с Заком все печали и радости, мне необходимо постоянно быть рядом с ним. Я уверена в том, что так же как вы с мамой были созданы друг для друга, так и мое предназначение — быть рядом с Заком. Не понимаю, почему, но чувствую это. Я не знаю, отчего судьба распорядилась таким образом, но я ни в чем не раскаиваюсь и ни о чем не жалею.
Карл, у тебя теперь есть замечательная, веселая, добрая жена. Сара — удивительная женщина! Она влюбилась в тебя еще подростком и долгие годы терпеливо ждала, пока ты обратишь на нее внимание. Чего она только не делала, чтобы ты ее заметил!» Случайно» выбегала на дорогу чуть ли не под колеса твоей машины, роняла книги прямо к твоим ногам и многое, многое другое. Когда ты пригласил на какую-то вечеринку Дженни Стоун, Сара узнала об этом и проплакала целый день. Ты даже не представляешь, сколько раз, сам того не желая, причинял ей страдания. Но она тебе все прощала, потому что любила тебя. Надеюсь, что и ты сможешь по-прежнему любить меня, после того как утихнет первая боль.
Тед, я знаю, что ты будешь осуждать меня больше всех и тебе, пожалуй, будет сложнее всего простить меня. Ты вообще очень трудно прощаешь. До сих пор ты не можешь простить ни себе, ни Кэтрин того, что ваш брак распался. Ты оказался в ловушке, которую сам же и поставил, — не можешь простить, но не можешь и забыть. Но самое смешное, что из всей нашей семьи именно ты и я способны любить настолько сильно и слепо, чтобы забыть обо всем на свете. Я знаю, что ты любишь меня, и мне очень больно, что приходится заставлять тебя страдать. Но я не могу поступить с Заком так, как ты поступил с Кэтрин, — повернуться к нему спиной, зная, что он нуждается во мне, а потом всю жизнь ненавидеть саму себя за то, что не использовала свой шанс.
После моего отъезда вы наверняка услышите о Заке очень много плохого. Но в основном это будут беспочвенные слухи и злобные измышления людей, которые даже не были с ним знакомы. Мне бы очень хотелось, чтобы вы узнали его поближе, тогда вам, наверное, было бы легче понять меня. Поэтому я оставляю вам одну вещь, которая, надеюсь, поможет вам составить пусть неполное, но собственное представление о том, какой он на самом деле. Это копия письма, очень личного письма, которое он написал мне. Мне пришлось убрать только несколько предложений, но не потому, что в них содержится нечто такое, что может изменить ваше мнение о нем, а потому, что в них идет речь о совершенно постороннем человеке, который оказал и мне и Заку одну очень важную услугу. Когда вы прочтете это письмо, вы поймете, что человек, который его написал, будет любить, опекать и защищать меня. Мы поженимся сразу, как окажемся вместе «.