Само совершенство. Том 2
Шрифт:
— Убирайтесь вон! Я не желаю вас больше видеть!
— Теперь это взаимно, — холодно ответила Джулия, терпение которой наконец истощилось. — Когда я ехала сюда, то даже не могла себе представить, что пожилая женщина, стоя на краю могилы, способна по-прежнему таить такую злобу по отношению к собственному внуку, к своей плоти и крови. Что же такое должен был совершить этот юноша, почти мальчик, чтобы вызвать к себе такую неугасимую ненависть?
Резкий, горький смех Маргарет Стенхоуп полоснул ее как ножом.
— Наивная дурочка! Значит, он и вам заморочил голову?
— Что?
— Что?! Ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос, мисс Мэтисон. Неужели этот человек действительно
Не желая сыграть на руку высокомерной старухе своим отрицательным ответом, Джулия решительно отбросила в сторону остатки гордости и предприняла последнюю, отчаянную попытку достучаться до этого каменного сердца.
— Он не просил меня рассказывать вам о его любви и восхищении. Это действительно так, миссис Стенхоуп. Но он попросил меня кое о чем другом, чего никогда бы не сделал, если бы не уважал вас. — Стараясь не смотреть на застывшее лицо сидящей перед ней женщины, Джулия сделала глубокий вдох и сказала:
— Полторы недели назад я получила письмо от Зака. В нем он спрашивал, не беременна ли я, и в случае, если это так, просил меня не делать аборт. Вместо этого он предлагал мне родить ребенка и отдать его на воспитание вам. Он говорил, что вы никогда в жизни не уклонялись от ответственности, и если он напишет вам, что…
— Если вы действительно беременны от него и при этом имеете хотя бы самое смутное представление о генетике, — злобно перебила ее Маргарет Стенхоуп, — то вам обязательно следует сделать аборт! Впрочем, я в любом случае не потерплю этого незаконнорожденного ублюдка в своем доме.
Эти слова были произнесены с такой жгучей, ничем не прикрытой ненавистью, что Джулия невольно отшатнулась:
— Послушайте, вы хотя бы понимаете, что вы — самое настоящее чудовище?
— Нет, это вы меня послушайте, мисс Мэтисон! В данном случае ваши упреки совершенно не по адресу. Тот человек, который, судя по всему, полностью задурил вам голову, уже хладнокровно убил двоих любивших его людей. Вам еще повезло, что вы не оказались третьей!
— Он не убивал свою бывшую жену, и я понятия не имею, что вы имеете в виду, говоря о двух убийствах…
— Я имею в виду убийство его брата Джастина, который погиб от руки этого безумца! И это так же точно, как и то, что Каин убил Авеля. Он застрелил его во время ссоры!
Столкнувшись с такой наглой, чудовищной ложью, Джулия окончательно утратила контроль над собой. Срывающимся от волнения и нервного перенапряжения голосом она наконец высказала все накопившееся за время этой мучительной беседы гневные слова:
— Вы лжете Г Я прекрасно знаю, как и почему умер Джастин! И если вы сказали мне все это лишь для того, чтобы отказаться от всякой ответственности за будущего правнука, то вы старались напрасно! Я не беременна. Но даже если бы это было так, я ни за что на свете не доверила бы вам жизнь своего ребенка! Неудивительно, что с такой женой ваш муж искал любовь и ласку на стороне. Да-да, Зак рассказал и об этом! — добавила она, с удовлетворением заметив, что ее последний удар все-таки достиг цели, пробив ледяную броню презрения, в которую до сих пор была закована Маргарет Стенхоуп. — Он мне все рассказал. И о том, как ваш муж говорил ему, что вы — единственная женщина, которую он когда-либо любил, хотя все остальные думали, что он женился на вас из-за денег. Как он жаловался, что никогда бы в жизни не смог удовлетворить ваши завышенные моральные требования. Единственное, чего я не могу понять, — закончила Джулия свою гневную тираду, постаравшись вложить в эти слова все презрение, на которое была способна, — это того, как Зак мог восхищаться вами! Он, наверное, перепутал высокие нравственные устои с полным отсутствием сердца! Неудивительно, что бедный Джастин не смог решиться признаться вам в том, что он был геем! Такое чудовище, как вы, неспособно ни на какие человеческие чувства!
— А вы, судя по всему, отличаетесь полной неспособностью мыслить и здраво рассуждать! — отпарировала миссис Стенхоуп. Очевидно, гнев Джулии оказался заразительным, потому что даже этой железной женщине в конце концов изменила выдержка. Ее лицо больше не было таким непреклонно-суровым, а в голосе, несмотря на прежнюю властность, звучала усталость.
— Сядьте, пожалуйста, мисс Мэтисон, и выслушайте то, что я намерена вам сказать!
— Ну уж нет. На сегодня, пожалуй, с меня хватит. Я возвращаюсь домой.
— Если вы это сделаете, значит, вы боитесь услышать правду, — невозмутимо ответила Маргарет Стенхоуп. — Я согласилась принять вас потому, что видела по телевизору вашу пресс-конференцию, видела, как вы защищали этого человека, и мне было просто интересно, что могло привести вас в мой дом. Честно говоря, я ожидала встретить довольно ушлую искательницу приключений, которой просто нравится постоянно эпатировать окружающих и пребывать в центре всеобщего внимания. Теперь же я вижу перед собой молодую женщину, обладающую незаурядным мужеством и обостренным чувством справедливости, которое, к сожалению, в этот раз оказалось направлено не в то русло. Я всегда уважала мужество, мисс Мэтисон, особенно в представительницах своего собственного пола. Именно поэтому я собираюсь рассказать вам о событиях, воспоминания о которых даже теперь, по прошествии стольких лет, причиняют мне душевную боль. Я чувствую себя обязанной сделать это хотя бы ради вас самой. Так что в ваших интересах выслушать то, что я намерена вам сейчас сказать.
Ошеломленная таким неожиданным поворотом разговора, Джулия заколебалась. Она не уходила и продолжала стоять.
— Судя по выражению вашего лица, вы не верите ничему из того, что я вам только что сказала, — продолжала тем временем миссис Стенхоуп. — Ну что ж. Это ваше право. На вашем месте я бы, наверное, тоже не стала никого слушать.
Протянув руку, старая леди нажала кнопку звонка, и буквально через несколько мгновений на пороге комнаты возник дворецкий.
— Войдите, Фостер, — приказала она и, повернувшись к Джулии, спросила:
— Я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос, мисс Мэтисон. Как, по вашему мнению, погиб Джастин?
— Это не мое мнение. Я знаю, как он погиб.
— Хорошо. Тогда скажите, что же вы знаете? Джулия уже открыла рот, чтобы ответить, но в последний момент заколебалась. Имеет ли она право сказать этой старой женщине правду? Имеет ли она право омрачить ее воспоминания о покойном внуке, даже если она сделает это ради Зака? Но с другой стороны, Джастин умер, а Зак — жив и страдает.
— Послушайте, миссис Стенхоуп, не вынуждайте меня говорить правду. Боюсь, что она покажется вам не слишком приятной.
— Разве правда может быть не слишком приятной? Теперь эта женщина просто откровенно насмехалась над ней, и Джулия опять сорвалась.
— Джастин покончил с собой, — резко сказала она. — Он был гомосексуалистом и не мог продолжать жить с этим клеймом. Он во всем признался Заку за час до того, как застрелился.
Ни один мускул не дрогнул на лице Маргарет Стенхоуп. Продолжая рассматривать Джулию со странной смесью жалости и презрения, она взяла со стола одну из фотографий и протянула ее гостье. Чувствуя себя неловко под немигающим взглядом холодных серых глаз, Джулия взглянула на фотографию. На ней был изображен улыбающийся светловолосый парень за штурвалом парусника.