Самодержавная плетка для элиты России
Шрифт:
Опричнина поделила всю московскую землю на две части: личный княжеский (царский) удел (Суздальский, Можайский и Вяземский уезды, а также уезды на севере и главные центры солепромышленности, приносящие значительный доход их владельцам) и земские (государственные) земли. Свою удельную землю Иоанн начал раздавать небогатому дворянству и из владельцев этой земли создавать военизированную организацию, по сути, внутреннюю армию, предназначенную, как Иоанн объяснил, для охраны царя от изменников-бояр. Дворяне, входившие в состав этой армии, стали называться «опричниками» – производным словом от названия земельной реформы. Людей туда подбирали тщательно, в основном из худородных дворян, не знавшихся с боярами. Самое главное, что получили опричники – это привилегии, несравнимые с остальными служилыми московскими людьми. У тех землевладельцев, земли которых вошли в царский удел, а они сами не попали в опричнину, была проведена конфискация земель. Налоги, собираемые с земель
Однако если тщательно рассмотреть события тех лет, можно понять, что никаких серьёзных заговоров против царя среди боярства не было. Да, недовольных было очень много (недовольство властью в России является национальной чертой), было много «нехороших» разговоров, но всё это ничем себя нигде не проявило: ни в найденных документах того времени, ни в практических действиях боярства. Единственное, что бояре могли делать и делали – это бежать за границу, в Литву. Но поток беглецов был двухсторонний: кто-то уходил с Московской Руси в Литовскую Русь, кто-то наоборот. Никто из бояр, занимавших высокое положение, в том числе и в армии, не использовал силовые методы, даже для собственной защиты. Ведь опричников была всего тысяча человек (потом их количество увеличили до полутора тысяч), а под рукой у опальных бояр, бывало, находились тысячи вооружённых людей.
Показателен следующий пример: боярин Дмитрий Курлятев после суда над Сильвестром попал в опалу к царю и был назначен воеводой в Смоленске. Вот так опала: Смоленск самый главный опорный пункт на границе с Литвой, одна из самых мощных крепостей с гарнизоном не в одну тысячу воинов. Оттуда он прислал оправдательное письмо царю, из которого «само собой напрашивается предположение, что Курлятев предпринял попытку уйти из Смоленска в Литву, но был задержан и старался доказать царю, будто заблудился в дороге. То, что он «заблудился» со всем своим двором и вооружённой свитой, вызвало особое подозрение у властей и послужило уликой против опального». Результат: «Ненавистного царю «великого боярина» заточили в отдалённый монастырь на Ладожском озере. Монашеский клобук вынуждены были надеть также все члены опальной семьи» /22, с. 77–78/. И таких «заговорщических» действий можно привести десятки, примеров каких-либо силовых действий со стороны заговорщиков нет.
Напрашивается вопрос: так зачем царю нужно было вести эту «внутреннюю» войну с помощью «внутренней» армии опричников? Маниакальная психическая болезнь?
Да, с психикой у него было не в порядке, но не до такой же степени и не во время одновременно ведущихся нескольких внешних войн! Устранение бояр как возможных претендентов на власть? Но другой властной структуры в то время просто не было, дворянство только начало свой поход за властью. Устранение от власти удельных князей (то есть тех, кто пришёл в Московское государство со своими «уделами» – княжествами, землёй и населением)? Вполне возможно, но их было не так уж много, чтобы вести с ними войну в течение двадцати лет. Опять не сходится. Всё-таки наиболее вероятная причина создания опричнины – это наведение порядка в стране, как его понимал сам Иоанн. Опричнина играла роль плётки, которой царь хлестал правящую элиту страны, заставляя её выполнять свои самодержавные замыслы. Другого пути он не нашёл. Боярская элита создавалась поколениями властителей до Ивана Грозного, она видела, как цари приходят и как уходят, знала вклады своих родов в этот процесс и, в глубине своего самосознания, считала себя, по крайней мере, не менее достойной, чем сам царь. В своих удельных вотчинах бояре делали всё, что хотели и как хотели: жили по своим законам, не соответствующим государственным, за хозяйственную деятельность никак не отчитывались, налоги не доплачивали, а то и вообще не платили, свою службу в государстве несли, когда хотели, и выставляли ратников для государства также с обманом. Правящая верхушка в Новгороде и Пскове бесконтрольно наживалась, горожанам и государству мало что оставалось от достаточно больших сумм, получаемых от торговой деятельности и таможенной службы. Кроме этого, пользуясь своим пограничным положением, Новгород и Псков могли шантажировать Москву возможностью перехода под юрисдикцию Литвы. Иоанну пришлось бороться с беззаконием незаконными методами. Положительный эффект достигался введением в состояние страха всех: виновных и невиновных. В свою очередь беззаконие развращало исполнителей и порождало новое беззаконие. Именно это не могло привести к успеху все задуманные Иоанном грандиозные и исторически нужные мероприятия.
Непростые отношения сложились у Иоанна Грозного и с церковной элитой. Противоречия Иоанна с церковью начались намного раньше: со Стоглавого собора 1551 года. Тогда, подняв уровень дворянства на законодательном уровне в новоизданном Судебнике, надо было укрепить его и экономически, то есть дать землю. Землю взяли у монастырей.
К этому времени свободной земли не было, она была поделена на три части: черносошная (государственная), вотчинская (боярская и «детей боярских», то есть мелковотчинская, поделённая между детьми бояр, почивших в бозе) и монастырская. Монастырская земля занимала почти треть центральной части страны. Было принято решение обеспечить дворян землёй за счёт монастырей. Один из вопросов, заданных Иоанном на соборе, именно так и был сформулирован: <<Достойно ли монастырям приобретать землю?», и в мае 1551 года был издан указ о конфискации всех земель и угодий, переданных Боярской думой епископам и монастырям после смерти Василия III. Но на тот момент церкви всё-таки удалось отстоять основную часть своих земель.
Во время опричнины и Ливонской войны царю понадобилось много денег и он опять обратился к церковным землям. Назрел конфликт, церковь начала требовать от царя отмены опричнины. Из-за несогласия царя митрополит Афанасий в 1566 году демонстративно сложил с себя сан и удалился в Чудов монастырь. На его место был назначен митрополит Филипп (Колычев), который также всё время уговаривал царя отказаться от опричнины и поддерживал боярскую оппозицию. К 1568 году это противостояние перешло в открытое столкновение между царём и митрополитом. Дело кончилось судом над Филиппом, приговор был исполнен прямо в храме после службы, с митрополита сорвали клобук и мантию и он был отправлен на вечное заточение в тюрьму Богоявленского монастыря.
Первые удары опричной плётки Грозный нанёс по своим ближайшим родственникам, Рюриковичам, – суздальским удельным князьям Старицким. За три года (с 1567 по 1570) были казнены 3 200 человек, так или иначе связанных с двоюродным братом Иоанна Грозного – удельным князем Владимиром Андреевичем Старицким, подозреваемым Грозным в заговоре с целью своего свержения и захвата царского престола. (Здесь и далее количество людей, погибших и репрессированных Иоанном Грозным, приводится по данным Р.Г. Скрын-никова, посвятившему этому вопросу специальное исследование). Сам князь Владимир по своим личным качествам никак не подходил к роли самодержавного правителя. Более того, он всю свою жизнь боялся этого обвинения и всё делал, чтобы доказать верность своему брату. Но демонстрация своей преданности его не спасла. Царь, зная безвольность своего брата, боялся, что его именем кто-нибудь воспользуется для свержения с престола самого Иоанна Грозного. Однако братоубийство в православии считается одним из тяжких грехов, поэтому Грозный не мог казнить своего родственника, он вынудил его к самоубийству, заставив выпить чашу с отравленным вином. Та же участь постигла жену князя Владимира и его девятилетнюю дочь. Все, оставшиеся в живых из рода суздальских князей, были переселены из своих родных мест на свободные земли Казанского царства.
Факты распространения репрессий на семьи наказуемых высвечивают характерную особенность самодержавного потомственного правления, когда кара за совершённое или пусть даже выдуманное преступление настигает не только самого виновника, но и его родственников. Это объясняется наличием потомственного права не только у царственного самодержца, но и у элиты государства. При выводе кого-либо из состава элиты, на его место должен был прийти ближайший родственник, который мог продолжить политику своего предшественника или даже попытаться отомстить за него. Поэтому из состава элиты мало было убрать одного человека, «зачистке» подвергался целый род.
За Старицкими пришла очередь самого влиятельного и богатого боярина – конюшего Челядина (должность конюшего считалась самой высокой в боярской иерархии). Варварским способом были разгромлены его ближние и дальние (в Твери) вотчины, опричники посекли охрану и свиту, а челядь и домочадцев согнали в сарай и взорвали порохом. За три месяца было казнено 369 человек, из них члены самых знатных старомосковских фамилий и 150 дворян.
Расправа со знатными фамилиями Московского государства не могла не вызвать возмущение в Боярской думе, на что оперативно среагировала опричнина. Были казнены наиболее влиятельные члены Боярской думы, сочувствовавшие митрополиту Филиппу и протестовавшие против развёрнутых репрессий.
А они происходили на фоне неблагоприятных для сельского хозяйства погодных условий 1568–1569 годов. Как правило, беда не приходит одна: в 1670 году в стране началась чума, мор прошёлся по 28 городам и Москве. Трёхлетний голод и эпидемия повлекли гибель сотен тысяч людей, бедствия довершали набеги татар и бесконечно тянувшаяся война на несколько фронтов. На западном фронте война за наследство Ливонии шла с переменным успехом без достижения коренных результатов с обеих сторон. В конце 1569 года литовцам, практически без сопротивления была сдана, считавшаяся неприступной, крепость Изборск. Иоанн Грозный был взбешён, здесь налицо была измена, и его плётка обрушилась на приграничные города – Новгород и Псков.