Самое грандиозное шоу на Земле: доказательства эволюции
Шрифт:
Искушение мыслить в терминах планировщика долгое время было распространено среди " поп-экологов" , и даже академические экологи иногда подходят к нему рискованно близко. Заманчивое понятие "благоразумных хищников", например, было выдумано не каким-нибудь пустоголовым энвайронменталистом, а выдающимся американским экологом.
Идея благоразумных хищников такова. Все знают, что, с точки зрения человечества в целом, для нас было бы лучше, если бы все мы воздержались от излишнего вылова промышленно важных видов рыбы, таких как треска, приводящего к их исчезновению. Именно поэтому правительства и неправительственные организации на закрытых совещаниях встречаются, чтобы составить квоты и ограничения. Именно поэтому точный размер ячейки рыболовных сетей скрупулезно определен в соответствии с правительственным постановлением, и именно поэтому канонерские лодки патрулируют моря, преследуя браконьеров. Мы, люди, в благополучное время и при обеспечении надлежащего порядка, являемся "благоразумными хищниками". Поэтому - вернее, так кажется некоторым экологам -разве
Планировщик - дизайнер экосистемы, в душе болеющий за благоденствие всего сообщества диких животных - мог действительно рассчитать оптимальную политику оптимального забоя, которую львы, например, должны были бы в идеале принять. Не ловить больше определенной доли от любого вида антилоп. Щадить беременных самок, и не ловить молодых взрослых, полных репродуктивного потенциала. Избегать поедать членов редких видов, которые могут подвергаться риску вымирания и могли бы оказаться полезными в будущем, если условия изменятся. Если бы только все львы в стране соблюдали согласованные нормы и квоты, тщательно рассчитанные, чтобы быть "устойчивыми", разве это не было бы хорошо? И так разумно. Если бы только!
Что ж, это было бы разумно, и это предписал бы проектировщик, по крайней мере если бы в душе он болел за благоденствие экосистемы в целом. Но это не то, что предписал бы естественный отбор (главным образом потому, что естественный отбор, не имеющий предвидения, не может предписывать вообще), и это не то, что происходит! Вот ответ на вопрос почему, и это снова та же самая история, что и с деревьями в лесу. Предположим, что благодаря некоторым причудам львиной дипломатии, большинству львов в ареале каким-то образом удалось договориться ограничить свою охоту на устойчивом уровне.
Но теперь, предположим, что в этой в остальном сдержанной и проникнутой заботой об интересах общества популяции возник мутантный ген, послуживший причиной того, что отдельный лев покончил с соглашением и эксплуатирует популяцию жертв максимально, даже рискуя тем, что этот вид добычи исчезнет. Оштрафовал бы естественный отбор этот непослушный эгоистичный ген? Увы, нет. Потомство мятежного льва, обладатели мятежного гена в выживании и воспроизводстве превзошли бы своих конкурентов по числу потомков в популяции львов. За несколько поколений мятежный ген распространился бы по популяции, и от первоначального дружественного договора ничего бы не осталось. Тот, кто получает львиную долю, передает далее свои гены такого поведения.
Но, возразит горячий приверженец планирования, если все львы будут вести себя эгоистично и чрезмерно охотиться на виды жертв, доводя их до грани исчезновения, все проигрывают, даже те отдельные львы, которые являются самыми успешными охотниками. В конечном счете, если вся добыча вымрет, то вымрет и вся популяция львов. Конечно, настаивает планировщик, естественный отбор вмешается, чтобы остановить такое развитие событий? Снова увы, и снова нет.
Проблема состоит в том, что естественный отбор не "вмешивается", естественный отбор не заглядывает в будущее, и естественный отбор не выбирает между конкурирующими группами. Если бы он делал это, были бы некоторые шансы, что благоразумное хищничество могло быть поддержано. Естественный отбор, как осознал Дарвин намного более ясно, чем многие из его преемников, выбирает между конкурирующими особями в популяции. Даже если вся популяция исчезнет, задушенная соревнованием индивидов, естественный отбор все еще будет благоприятствовать самым конкурентоспособным особям, вплоть до момента, когда умрет последняя. Естественный отбор может привести популяцию к вымиранию, постоянно благоприятствуя, до самого конца, тем конкурентоспособным генам, которым предстоит исчезнуть последними. Гипотетический планировщик, которого я предположил, является определенного рода экономистом, экономистом благополучия, рассчитывающим оптимальную стратегию для всей популяции или всей экосистемы. Если мы должны провести экономические параллели, нам следовало бы представить в качестве альтернативы "невидимую руку" Адама Смита.
Но теперь я хочу вообще оставить экономику. Мы останемся с идеей планировщика, проектировщика, но наш планировщик будет моральным философом, а не экономистом. Милосердный проектировщик мог бы - как Вы бы идеалистически подумали -стремиться минимизировать страдание. Это весьма совместимо с экономическим благополучием, но созданная система будет отличаться деталями. И еще раз, этого, к сожалению, не происходит в природе. Зачем ему следовало бы это делать? Ужасно, но верно, что страдание среди диких животных настолько ужасающе, что впечатлительным людям лучше о нем не думать. Дарвин знал о чем говорил, когда сообщал в письме к своему другу Хукеру, "Какую книгу написал бы служитель дьявола о неуклюжих, расточительных, нелепо низких и ужасно жестоких деяниях природы. " Памятная фраза "служитель дьявола" дала мне название для одной из моих предыдущих книг, а в другой я выразил ее в таком виде:
Природа не добра и не зла. Она не против страдания и не за него. Так или иначе, природу не интересует страдание, если оно не затрагивает выживание ДНК. Легко представить себе ген, который, скажем, успокаивает газелей, когда им предстоит перенести смертельный укус.
Благоприятствовал ли бы такому гену естественный отбор? Нет, если акт успокаивания газели не улучшил шансы этого гена распространиться на будущие поколения. Трудно представить себе, почему это могло бы быть так, и мы можем поэтому предположить, что газели переносят ужасную боль и страх, когда их загоняют до смерти - как случается с большинством из них в конечном итоге. Ежегодно общая величина страданий в мире природы вне всяких сдержанных оценок. В течение минуты, которую занимает у меня составление этого предложения, тысячи животных поедаются живьем, другие бегут, спасая свои жизни, скуля от страха, иные медленно пожираются изнутри, подтачиваемые паразитами, тысячи самых разных существ умирают от голода, жажды и болезней. Это должно быть так. Если когда-либо будет время изобилия, то сам этот факт автоматически приведет к увеличению популяции до тех пор, пока естественное состояние голода и страдание возвратится.
Паразиты, вероятно, вызывают даже больше страдания, чем хищники, и понимание их эволюционного обоснования увеличивает, а не уменьшает, чувство тщетности, которое мы испытываем, когда их рассматриваем. Я испытываю гнев к ним каждый раз, когда подхватываю простуду (так случилось, что я как раз простужен сейчас). Возможно, это только незначительное неудобство, но оно настолько бессмысленно! По крайней мере, если Вас ест анаконда, Вы можете чувствовать, что поспособствовали благополучию одного из властителей живой природы. Когда Вас ест тигр, возможно, Вашей последней мыслью могло бы быть: "Какая бессмертная рука или глаз могли создать твою вселяющую страх гармонию (В каких далеких глубинах или небесах зажжен огонь твоих глаз?), Но вирус! У вируса есть бессмысленная бесполезность, вписанная в саму его ДНК - в действительности, РНК в случае вируса простуды, но принцип тот же. Вирус существует с единственной целью: создавать больше вирусов. Что ж, то же самое в конечном счете верно для тигров и змей, но там это не кажется настолько бесполезным. Тигр и змея могут быть и машинами копирования ДНК, но они - красивые, изящные, сложные, дорогие копирующие ДНК машины. Я дал деньги, чтобы сохранить тигра, но кто бы мог подумать предоставить деньги, чтобы сохранить простуду? Ее бесполезность раздражает меня, когда я в очередной раз сморкаюсь и с трудом дышу.
Бесполезность? Какой вздор. Сентиментальный, человеческий вздор. Естественный отбор всецело бесполезен. Он всецело посвящен выживанию самокопируемых инструкций для самокопирования. Если вариант ДНК выживает через анаконду, заглатывающую меня целиком, или вариант РНК выживает, заставляя меня чихать, то это -все, что нам нужно для объяснения. И вирусы, и тигры построены с помощью закодированных инструкций, чьим сообщением в конечном итоге, как у компьютерного вируса, является: "Дублируй меня". В случае вируса простуды инструкция выполняется достаточно прямо. ДНК тигра также представляет собой программу "дублируй меня", но она содержит практически фантастически большое отступление в качестве неотъемлемой части эффективной реализации своего фундаментального сообщения. Это отступление - тигр, укомплектованный клыками, когтями, подвижными мускулами, инстинктами преследования и нападения. ДНК тигра говорит: "Дублируй меня окольным маршрутом, сначала построив тигра". В то же время ДНК антилопы говорит: "Дублируй меня окольным маршрутом, сначала построив антилопу, укомплектованную длинными ногами и быстрыми мускулами, укомплектованную робкими инстинктами и отточенными органами восприятия, настроенными на опасность от тигров. " Страдание является побочным продуктом эволюции путем естественного отбора, неизбежным следствием, которое может взволновать нас в наши более жалостливые моменты, но нельзя предположить, что оно взволнует тигра - даже если можно сказать, что тигр волнуется о чем-нибудь вообще - и конечно, нельзя ожидать, что оно взволнует его гены.
Богословы беспокоятся о проблемах страданий и зла до такой степени, что даже изобрели название, "теодицея" (буквально, "справедливость Божья"), чтобы предпринять попытку примирить его с предполагаемым милосердием Бога. Эволюционные биологи не видят проблемы, потому что зло и страдание так или иначе ничего не значат в расчете выживания генов. Однако мы действительно должны рассмотреть проблему боли. Откуда, с эволюционной точки зрения, она взялась?
Мы полагаем, что боль, как и все остальное в жизни, является дарвинистским приспособлением, которое функционирует, чтобы улучшить выживание страдающего. Мозги построены на основе практического правила, такого как "Если Вы испытываете чувство боли, остановите то, что Вы делаете, и не делаете этого снова". Остается вопросом интересной дискуссии, почему она должна быть настолько адски болезненной. Теоретически можно представить, что аналог небольшого красного флажка мог бы безболезненно подниматься где-нибудь в мозгу всякий раз, когда животное делает что-то, наносящее ему вред: скажем, хватает раскаленные угли. Обязательного предостережения "не делай этого снова!" или безболезненного изменения в коммутационной схеме мозга, такого, что фактически животное не станет делать этого снова, на первый взгляд казалось бы достаточно. Зачем жгучее страдание, страдание, которое может продлиться в течение многих дней, и от которого память никогда не может избавиться? Возможно, решение этого вопроса является собственным вариантом теодицеи эволюционной теории. Почему столь болезненно? Почему не маленький красный флажок?