Самое темное сердце
Шрифт:
– Левон! – резко выкрикнула ВиВи тоном сержанта-инструктора по строевой подготовке. – Включи фары! Сколько раз я должна тебя предупреждать?
Фары мигнули и включились, окатив троицу искусственным светом. Соня автоматически подняла руку и заслонила глаза от яркого света, а из её горла вырвался животный рык.
– Левон отвезет вас так далеко, как захотите. Только обязательно скажите ему ехать обратно в Моджо-Хаус, когда будете на месте, или мне придётся идти его искать.
– Спасибо, ВиВи, – сказала Соня, открывая заднюю дверь кэдди[24]. – Из тебя выросла отличная мамба[25].
ВиВи вскинула руки и крепко обняла Соню. Эстес быстро отвел взгляд, только пристально посмотрел в холодные серые глаза Левона.
– Поехали, Эстес, – сказала Соня, усаживаясь на заднее сиденье. – Ты так таращишься на Левона, можно подумать, ходячих трупов раньше не видел.
Эстес сел рядом с ней, и кэдди покатился вперед.
– Во Французский Квартал, Левон, – громко и отчетливо сказала Соня, как будто говорила с кем-то тугим на ухо. – Ты понял?
Зомби медленно наклонил голову в знак того, что принял команду.
– Берегись, Новый Орлеан! – выкрикнула Соня. – Мертвец за рулем!
Она обернулась к Эстесу и быстро оскалила зубы – её клыки коротко вспыхнули, белые и острые, как у пантеры. Блеск её зубов породил волну отвращения, которая наполнила желудок Эстеса желчью. Машина удалялась. Он оглянулся через плечо и увидел Виви, стоящую перед Моджо-Хаусом, её белое хлопковое платье в наступающей темноте делало её похожей на призрак.
Глава 7
Каждый раз, когда я приезжаю в Новый Орлеан, поражаюсь тому, насколько всё стало иным, но ничего при этом не изменилось. Эта ртутная устойчивость делала Большую Простоту[26] истинным городом шизофреников и объясняла, почему сюда влекло Притворщиков.
Через несколько лет Французский Квартал протянулся от окрестностей бедного района в центре города к злачным трущобам, а потом – и к мажорным туристическим меккам, оставаясь при этом жизненным ядром города. Через несколько лет убогие стрип-клубы и живые секс-шоу, которые некогда обслуживали работников из доков, сменились высококлассными забегаловками, сувенирными лавками и складами антиквариата, предназначенными для туристов, которые стекались толпами на узкие мощённые камнем улочки Квартала в поисках развлечений.
Но, тем не менее, вопреки всем усилиям Торговой Палаты, некоторые из старых богачей до сих пор проживали на улицах, удалённых от сумятицы Джексон-сквера. Наша цель сегодня вечером – один из этих оставшихся притонов беззакония.
Левон высадил нас у подножия канала рядом со сверкающими палатками казино, которые располагались на пароме, прочно стоящем на якоре в старом доке. Я встаю на бордюр и провожаю взглядом зомби, мёртвого уже пятьдесят лет и порулившего обратно в Моджо-Хаус. В течение нескольких секунд задние огни кэдди поглощает вечёрний трафик.
– Ну, так кто этот Мальфеис, о котором ВиВи завывала с таким убеждением? – поинтересовался Эстес, тревожно поглядывая на пьяную толпу, заполонившую улицы.
– Он посредник, торгующий информацией.
– Ты имеешь в виду – доносчик?
– Если не хочешь лишиться своего не в меру длинного языка, то не будешь обзываться в пределах его слышимости. Мэл ошивается здесь уже довольно давно и знает множество людей – живых и не только. Если кто и сможет помочь отыскать твоего Бугимена, исходя из той малости, с которой мы вынуждены начать, то это он.
Я сосредоточиваю своё внимание на непрерывном
Я замечаю инкуба, расслабленно подпиравшего дверной проём гей-бара – Новый Орлеан всегда был магнитом для сексуальных демонов всех полов и предпочтений. Он засекает меня своим убийственно-зелёным взглядом и рычит низким басом, который могут слышать только Притворщики и самцы аллигаторов. Его приспособленный для хватания пенис шевелится в кожаных штанах, поднимаясь в ясно различимом вызове, словно кобра факира. Тщательно выверенным манёвром я вывожу Эстеса и себя из зоны атаки – эти ублюдки способны разбрызгивать яд на двадцать шагов вокруг себя.
Над коваными перилами балкона склоняется варгр, наблюдая за нашим приближением с нескрываемой враждебностью. Наши с вервольфом взгляды сцепляются, заставляя волосы на его загривке встать дыбом, когда он оскаливает клыки размера а-ля ротвейлер в моём направлении.
В воздухе резко воняет псиной.
Эстес идёт рядом со мной, счастливо не замечая окружающие нас ужасы, и я ощущаю болезненный укол зависти. Не существует цены, которую я не была бы рада заплатить, чтобы оставаться в блаженном неведении относительно ада, в котором сейчас живу.
По мере того, как мы приближаемся к нашей цели, я ощущаю возрастающее с каждым шагом беспокойство. Прогулка по «Монастырю» всегда была делом опасным, а в этот раз я притащила с собой человека. Когда мы последний раз заворачиваем за угол, прежде чем выйти к бару, поезд с моими мыслями не просто сходит с рельсов, но отправляется в полёт, пролетая эстакаду в ста футах от холодной воды.
– Соня? Соня, ты меня слышишь?
Задавая этот вопрос, он чувствовал себя идиотом, поскольку было очевидно, что она снова замкнулась в себе, уставившись на что-то, что было доступно только её глазам. То, как она замолчала на середине фразы, пристально рассматривая прохожих или вглядываясь в никуда, до боли напомнило ему пациентов Института.
Он проследил за её взглядом и был поражён открытием, что-то, что приковывало к себе её внимание всё это время, было видимо для человеческого глаза, хотя большинство рыскающих по Французскому Кварталу в поисках развлечений были настолько хороши в притворстве, что казалось, будто их и вовсе там не было.
Бездомный перевернулся на бок, лёжа в своём гнезде из старых газет, и прижался спиной к крошащейся кирпичной стене. Он был одет в болтающиеся кроссовки без шнурков, измазанные сажей коричневые штаны и широкое пальто, которое было слишком длинным и тёплым для субтропического климата южной Луизианы. Его невозможно было хорошенько разглядеть из-за пука засаленных верёвок, которые могли быть снисходительно опознаны как его волосы, и такой же спутанной бороды, сводящей на нет попытки угадать его возраст. Обитатели улицы стратегически размещали себя так, чтобы те прохожие, которые должны были в обязательном порядке обойти их, не отдавили вытянутые руки. Его мозолистая рука сжимала бумажный стаканчик из-под кофе, который он время от времени встряхивал, звеня накопленной мелочью.