Самое Тихое Время Города
Шрифт:
– Пока могу предложить только плотно отслеживать ситуацию. – Чау-чау снова перекувырнулся через голову и стал собакой.
– А я вот кувыркаться не буду, – обиженно-надменно заметил Джедай.
– А ты все равно не можешь, – отбрехнулся Джек. – Возьму Кобеликса с Остервениксом, и будем отслеживать – откуда берутся, куда уходят. Их не спутаешь, за ними не то тень, не то запах, не то ощущение. – Джек скривился, словно в рот ему попала какая-то гадость. – Тянется, как… сопля какая-то, будто кто их на поводочках водит…
– Мы, – вступила в разговор девушка с хвостиком, – мы можем попросить кошек… Раз уж мы живем в этом городе, хотя родом и не отсюда. Мы ведь должны, правда?
Сиамец совсем по-человечески, царственно кивнул.
– Хтелосссь бы скасать, – пропищал большой серый крыс, поднимая переднюю лапку с розовенькими пальчиками.
– Говорите, сударь мой, – сказал Аркадий Францевич.
– Многхо чушшшшших кррррыс. Оччччень большшшшие. Тени чужшшшие. Глаза крррасные. Ходят с подкормышшшами.
Сиамец мгновенно, как пружина, распрямился. Глаза его сверлили крысу. Кэт еле слышно ахнула.
– Племена будут следить?
Крысы кивнули. Бурый покосился на кота и нервно дернул хвостом.
– А вы со мной, Михаил, – кивнул Аркадий Францевич угрюмому парню в кожаной куртке с маузером и Агловалю. – Поспрошаем старую агентуру с Хитровки. Призраки много знают, много видят. И меня небось не забыли, – усмехнулся он.
– Да уж, – буркнул Михаил, – вас вся преступная шушера как черт ладана боится…
– «С нами Бог и два милиционера», – хихикнул любитель пенного. – Вы того, по ниточкам за подкормышами-то, откуда тянутся… И башню, башню ищите.
– Какую? Какую башню? – встрепенулась Елена.
– А я что? Я ничего, вы того, ищите, – затараторил тот, удаляясь в тени и растворяясь в них.
– Опять смылся, – хихикнула Эвриала. – Пустил ежа под череп – и привет…
– Кстати о башнях, – взяла слово Елена. – Вот.
Она достала из-под стола завернутую в упаковочную бумагу картину. Вспорола упаковку и веревку острым алмазным ногтем и, нетерпеливо ободрав бумагу, повернула картину лицом к собранию.
– Ничего не напоминает?
На картине сходились на углу три московские улицы. И в их перекрестье проступала другая Москва, она проступала и на улицах – но гораздо слабее, словно бы в этой точке сходились несколько разных пространств одного города.
– Узнаете?
– Ой, – пискнула сова. – Это же точка перехода! Откуда?
– Я нашла эту картину на выставке в галерее МДХ. Недорого. Кстати, Ли направил. И вот еще посмотрите.
Это был совсем небольшой рисунок. Безошибочно угадывались силуэты здешней Москвы, но над городом вставала призрачная башня. Спиральный конус, выходящий из земли, словно конец пронзающего ее огромного, чудовищного бура. Обвитая огнями, сверкающая стеклом – и прозрачная. Рисунок вызывал гнетущее, зловещее впечатление. Словно знак судьбы.
– А художник, художник кто? Где его найти? – воскликнула Кэт.
– Я знаю только имя – Андрей Соколов. Самое забавное и подозрительное, – продолжала Елена, – что сразу после меня в салон просто ворвался какой-то мутный мужик и скупил все оставшиеся картины Соколова. Более того, он и у меня хотел вот эту перекупить, но я отказала. И он так уж обхаживал тамошнюю продавщицу, выспрашивал адрес, что, если бы и я стала просить адрес, это оказалось бы подозрительным. Да, мужик уехал на черном лимузине. Каком-то резиновом, что ли. Он, право слово, прямо изгибался вокруг углов. И это не от жары, это правда!
– Художника срочно надо найти! – стукнул кулаком по столу Аркадий Францевич. – И предупредить.
– Делов-то, – отозвался Джедай. – Завтра пойду туда да по своим старым знакомствам и узнаю. Притворюсь опять рисунком – впервой, что ли, на стенке висеть. С картинами пообщаюсь. Они все знают. Митьки к тому же опять в моде. Главное, – как бы между прочим сказал он, принявшись вылизывать плечо, – чтобы не купили меня.
– Да кому ты нужен, – фыркнул Джек.
– Я авторский и раритетный! – возмущенно поднял голову Джедай.
– Ладно-ладно, – примирительно сказал Аркадий Францевич. – Вот выясните все, сударь мой, сразу и зайдем к нему.
– Ты только не с утра, – муркнул Джедай, вылизываясь. – Жил я у одного художника. Так тот дрых до полудня, и вечно у него нечего жрать было. Я у него корки хлебные грыз! Зато выпивки всегда – залейся.
– Ничего, поднимем, – отрезала Елена.
– Вот что меня волнует, – заговорил Агловаль. – Вот что волнует… Я не знаю, кто стоит за всем этим – подкормышами, нелюдями, «пузырями», хотя, думаю, не ошибусь, назвав его Врагом. Мне не нравится, что он охотится за людьми, способными видеть и делать необычное. Мне даже нет дела, что он хочет с их помощью сделать. Я не хочу, чтобы эти люди попали к нему, вот и все.
– Тогда, – вдруг из зеркала высунулся Похмелеон, почему-то совершенно трезвый, в приличной синей куртке, с собачьим поводком в одной руке и многослойным бутербродом в другой, – мил-друг, возьми да последи за Игорем, дружком моим. Мы с ним недели две назад так злыдней гоняли! Так гоняли!
– Чертей вы гоняли, – буркнула Елена.
– Ась? А, пожалуй, и чертей, Елена вы наша ненаглядная! Так вот – придут за этим парнем, ей-бо, и скоро, и не призраки, сны да тени, а что покруче.
– Я готов! – отозвался Агловаль и встал.
В зеркале отразился юный воин в кольчуге и белом нараменнике без герба.
– Ну так пошли, покажу.
– А Эйдолон?
Агловаль резко обернулся. Эвриала хлопнула ресницами и пояснила:
– Вы ведь понимаете, что изрядная часть нынешнего безобразия связана с Эйдолоном, а его придумали на Этой Стороне?
– К сожалению, сударыня, изобретатели сего чудища давно предстали перед Судом, коий воздает исключительно по заслугам, – веско сказал Аркадий Францевич. – Сделать бывшее небывшим не может никто, посему наше дело – не допустить рекомого Эйдолона действовать с Этой Стороны. А в гнездовище его окорачивать – то дело Другой Стороны. Ну, господа, с Богом!