Самоход. «Прощай, Родина!»
Шрифт:
– У пушки электроспуск, напряжение в бортовой сети должно быть.
– Ты посмотри на него, яйцо курицу учит! Аккумулятор зарядим, поставим – всего-то и дела что на две копейки. Иди к помпотеху, принимай технику.
– Есть! – Виктор вскочил.
Комбат принял решение, его же дело – выполнять. Неклюева понять можно: потери большие, и даже одна, пусть и неподвижная пушка – большое подспорье.
Виктор отправился к помпотеху.
У самоходки был снят броневой щит над моторным отделением и вместо двигателя зияла пустота.
– Знаю,
Виктор уже хотел возразить – какая она моя? Хотя… Двигатель отремонтируют и поставят, экипаж наберут, и вполне может статься, что это его будущая машина.
Он забрался в «артштурм», открыл замок пушки, осмотрел ствол, покрутил маховики, проверил прицел. Все было исправно. В двадцати шагах стояла полуторка со снарядами. Маркировка на всех ящиках немецкая, ящики аккуратные, добротные…
Виктор притащил по одному пять ящиков, потом перегрузил снаряды в боеукладку. Пустые же ящики перенес в свою землянку – будет чем печь топить.
Пока возился, настали сумерки – зимой темнеет рано.
Когда он вернулся к самоходке, ее уже прицепили тросами к тягачу – причем сразу двумя тросами, и это называлось «брать на усы». Если бы в самоходке был механик-водитель, хватило бы и одного троса.
Виктор взобрался на рубку – на башенном погоне тягача-танка сидел помпотех. Так они и поволокли самоходку.
Громко лязгали траки. Когда работает мотор, их не так слышно, солирует рев двигателя.
Самоходку загнали в капонир, и только тут Виктор спохватился: самоходка окрашена в серый цвет и будет выделяться на снегу. Пришлось на тягаче ехать на рембазу, брать ведро с известкой и белить рубку. На морозе известковый раствор не столько сох, сколько сразу замерзал, но все же труды его не пропали даром – самоходка не бросалась в глаза.
Усталый, Виктор поплелся на кухню – за всей этой суетой он забыл пообедать.
На кухне повар выскреб из котла остатки каши.
– Ты бы еще позже пришел! Уже и караул свою пайку забрал.
– Я делом был занят! – возмутился Виктор.
– Водку будешь брать? Фляжку давай.
– Ну ее…
В землянке он затопил буржуйку, поел и снова завалился спать.
А утром после завтрака направился к самоходке. Забравшись в рубку, включил на прием рацию: вдруг атака и надо будет огнем поддержать… Но потом сообразил – он нужен будет только для отражения немецкого наступления, для большего у наших сил нет. С двумя оставшимися на ходу самоходками деревню не взять, удержать бы эти позиции.
Виктор начал вращать верньер настройки и услышал голос Левитана – тот передавал сводку Совинформбюро.
Очень некстати в открытый люк заглянул помпотех:
– Чего аккумулятор сажаешь? Выключи рацию! В атаку все равно не пойдешь, а если немцы попрут – услышишь без рации.
Виктор радиостанцию выключил. Черт, принесла нелегкая помпотеха, сводки с фронтов
Одному в самоходке сидеть было скучно и холодно, и он периодически разглядывал в прицел деревню, занятую немцами – прицел приближал видимое. Иной раз были четко видны фигуры немецких пехотинцев, и Виктор подосадовал, что среди наших бойцов нет снайпера, иначе гитлеровцы не ходили бы столь вольготно. Из пушки стрелять по одиночному человеку слишком расточительно, а из обычной винтовки не попасть. Снайперское же движение в РККА широко развернулось только в 1942 году.
Виктор добросовестно отсидел в самоходке половину дня, а потом выбрался из стальной коробки и пошел обедать. Когда человек голоден, он мерзнет сильнее.
За едой поболтал с ремонтниками. Возвращаться в выстуженную самоходку ему не хотелось – ноги не шли, как будто предчувствие было. И верно – только забрался в рубку, как немцы начали стрелять из гаубиц.
Обычно артиллерийский налет предшествовал атаке.
Немцы злобствовали долго – около получаса. Снаряды ложились то в районе пехотных траншей, то переносились в глубь нашей обороны.
Потом огонь стих и послышался отдаленный рев танков.
Виктор приник к прицелу – от деревни в сторону наших позиций шел десяток танков. Немцы шли грамотно, укрываясь время от времени своими подбитыми танками.
Виктор слез с сиденья наводчика, взял из боеукладки бронебойный снаряд и загнал его в казенник пушки. Еще один снаряд уложил у самых ног, чтобы не метаться в тесноте.
Танки дошли приблизительно до середины поля и вышли из-за сгоревшей техники. Тут же захлопали противотанковые ружья – к зиме в войсках появилось довольно много такого оружия.
Били в первую очередь по гусеницам. В случае попадания танк теряет ход, а то и разворачивается, подставляя бок, – тогда можно стрелять в борт.
Начали стрельбу две противотанковые пушки – их резкие выстрелы отличались по звуку от глухих выстрелов танковых пушек.
Виктор счел, что дистанция сократилась до эффективного поражения, поймал в прицел танк T-III и выстрелил. Увидел искры на броне, стало быть – попал.
К его удивлению, танк выбросил вперед длинный сноп пламени. У горящих танков или самоходок огонь прорывается через люки, смотровые щели и вентиляцию.
Как потом оказалось, танк был огнеметным и выпустил вперед струю горящей смеси, причем довольно далеко, метров на семьдесят-восемьдесят.
Виктор, как и многие пехотинцы, в первый раз видел в действии огнеметную технику. Честно говоря, страшновато.
Немцы к зиме успели поставить в войска новинки. Столкнувшись с нашими КВ-1 и Т-34, лобовую броню которых не брали их 37-миллиметровые противотанковые пушки, а также 50-миллиметровые и 75-миллиметровые короткоствольные танковые пушки, снабдили бронетехнику подкалиберными и кумулятивными снарядами. При прежней мощности пушек эти снаряды обладали повышенной бронепробиваемостью.