Самоход. «Прощай, Родина!»
Шрифт:
А потом и сам танкист сыграл роль сигнала опознания. Если кто-то из танкистов и пушкарей ловил в прицеле самоходку, он видел на ней танкиста в немецкой униформе. Униформа черная, с пехотной формой, как и с советской, не спутаешь.
Так и въехали в деревню.
Немец при виде показавшейся головы Донцова засмеялся, крикнул:
– Данке шен! – И спрыгнул с самоходки.
Вокруг уже были немцы. На самоходку они внимания не обращали – своя ведь, только что с нее танкист спрыгнул.
Экипаж, когда просек
Самоходчики стали вполголоса совещаться – что делать? Одной самоходкой деревню не взять, преимущество у немцев в технике подавляющее. Подобьют, подожгут – и сгорят самоходчики не за понюх табаку. Кроме того, пехоты полно, через смотровые щели видно – не меньше батальона. Поэтому решено было, что по своему следу будут назад выбираться. И тоже страшно – одна «немецкая» самоходка из деревни к нашим позициям поползет. Что пушкари предпримут? Да расстреляют, подумают – геройство «немец» проявить решил. Но других вариантов не было.
Развернувшись на месте, они на малом ходу поползли из деревни. Прошли уже половину дистанции, как эфир наполнился шумом голосов – немецких. О чем говорят, непонятно, но отдельное словечко – «штюг» – различимо. О самоходке Виктора речь ведут. Наверное, выясняют, кто приказ об атаке отдал, кто командир экипажа.
И вдруг русский голос прорвался:
– Донцов, ты?
– Я, не стреляйте! – только и успел сказать старлей, как в эфире возникла какофония. Голоса немецкие забили эфир, свист прорвался какой-то и шорохи.
И тут Донцов посмотрел назад, в смотровую щель. Выматерившись, он по танковому переговорному устройству – ТПУ – доложил экипажу:
– Парни, за нами два немецких танка увязалось.
Немцы, увидев, что по их самоходке никто не стреляет, решили поддержать атаку. Ситуация не смешная, для самоходчиков скорее трагическая.
Несколько минут они так и шли. Наши не стреляли, опасаясь задеть самоходку – ведь танки шли в створе, прикрытые корпусом «артштурма».
До Донцова это дошло.
– Артюхов, давай влево и разворачивайся кормой назад. Слава, заряжай бронебойным! Виктор, с короткой остановкой – выстрел по танку, и потом идем кормой вперед к своим. Как поняли?
– Поняли, исполним.
Самоходка свернула к пробитой колее, взрывая снег, и, проехав метров сорок-пятьдесят влево, совершила крутой на месте разворот.
Виктор услышал лязг затвора. Он припал к прицелу, а руки уже крутили маховики наводки. Все надо было сделать быстро, пока немцы ничего не поняли.
Как только в прицел попала башня танка, он нажал электроспуск. Громыхнул выстрел. Он попал – видел искры от брони. Танк встал, но не загорелся.
Самоходка резко дернулась, и кабы не танковые шлемы, члены экипажа поразбивали бы себе головы.
От наших позиций сразу раздались два выстрела, и второй танк, объезжающий первый, развернуло – с него сорвало гусеницу. И в этот момент кто-то из пушкарей влепил ему в борт снаряд. Мгновенная вспышка пламени, и танк застыл.
Самоходка же на всех газах двигалась кормой вперед.
Донцов вывернул шею, всматриваясь в смотровую щель – только он единственный из экипажа имел возможность глядеть назад и направлять механика-водителя.
Вот уже пройдена траншея нашей пехоты. Донцов решил не останавливать боевую машину – она как на ладони видна противнику. Он решил гнать самоходку до близкого леска, там остановиться и под покровом ночи перегнать ее в капонир.
Однако немцам не терпелось наказать самоходчиков, наверное – сильно обозлились. По самоходке начали стрелять, снаряды рвались то слева, то справа, и экипаж с тревогой констатировал то недолет, то перелет. По корпусу били осколки, но машина не теряла хода.
Внезапно Донцов закричал:
– Тормози!
Артюхов рванул на себя рычаг, самоходка проползла еще немного по инерции и зависла передней частью корпуса на краю большой воронки. Не удержавшись, медленно сползла вниз и уткнулась кормой в склон. Почти весь корпус скрылся в воронке, над землей немного торчал только его лоб.
Толчок был чувствительный, двигатель заглох.
– Все целы? – спросил командир.
– Целы.
– Повезло. Всем оставаться на местах. Переждем обстрел, а потом решим, как выбираться.
Главное – они выбрались на свою территорию.
Немцы потеряли цель. Только что самоходка была видна – и вдруг пропала. И потому, выпустив наугад несколько снарядов, они прекратили стрельбу.
Артюхов стянул шлем с вспотевшей головы:
– Вырвались! Чуть не влипли по самые уши!
По рации Донцов попытался связаться со своими – объяснить ситуацию, но связи не было. То ли воронка была глубока, то ли осколками антенну срезало.
Когда взрывы стихли, Донцов открыл люк и выглянул из рубки.
– Не видно ни черта, в яме какой-то! – пожаловался он. – Виктор, стрелять все равно никуда нельзя, пушка в небо смотрит. Да ты вылезь, посмотри, что и как. Артюхов, запускай движок.
Виктор выбрался на рубку, оттуда перепрыгнул на склон воронки, а затем – на ровную землю.
Самоходка стояла на склоне воронки от бомбы большой мощности, не меньше «пятисотки» – уж больно воронка велика. И угол был изрядный, градусов тридцать, если не больше.
Виктор засомневался, сможет ли самоходка без помощи тягача выбраться из западни? Был у них в роте тягач, тоже трофейный T-III, танк без башни.