Самоход. «Прощай, Родина!»
Шрифт:
Самоходка Виктора стояла недалеко от церкви, в одном квартале.
Буквально через два дня после прибытия к Виктору, который изучал только что полученную топографическую карту предстоящих боевых действий, прибежал Юнус.
– Командир, там поп у самоходки…
– Чего он хочет?
– Говорит – освятить.
Виктору стало интересно. За все время, что он воевал, это был первый такой случай.
Он вышел из избы, отведенной экипажу для проживания, и подошел к самоходке. Там и в самом деле стоял священник – в рясе и с большим крестом на груди.
– Добрый
– И вам, воины, доброго дня. Позволите ли освятить вашу боевую колесницу?
Вопрос был щекотливый: церковь от государства отделена, замполит и особисты бдят строго. Позволишь, а, не приведи бог, кто-то из экипажа проболтается, и до замполита дойдет – выволочки не избежать. И в то же время освятить самоходку хотелось – вдруг поможет? В бою за каждую мелочь, которая выжить надежду дает, цепляться будешь.
– Давайте, – махнул рукой Виктор.
В штрафбат не сошлют, дальше передовой не пошлют. В звании понизить могут за неподобающее командиру поведение – как будто это что-то изменит.
Священник прочел молитву, окропил самоходку а затем и экипаж святой водой. Юнус, единственный из экипажа мусульманин, не отошел в сторону. Да и тяжело на фронте соблюдать обычаи. И свинину он ел наравне со всеми – одной кашей сыт не будешь.
После обряда Виктор поблагодарил батюшку, налил ему полстакана водки из припасов и банку тушенки из НЗ отдал – им-то скоро в бой. Выживут – добудут трофеи, да и кормят в армии. А священнику-то как выживать? Доброе ведь дело делает, тоже служба.
Что самое интересное – многие самоходчики, хоть коммунисты и комсомольцы среди них были, на освящение согласились. Но об этом все молчали, никто не стуканул замполиту. Перед лицом смерти заступничества Высших сил хотелось, партбилет от пули не прикроет.
На третий день командир САП – самоходного артиллерийского полка – собрал у себя командиров рот и танков.
– Завтра наступление. В семь утра артподготовка, потом двинутся танки. Мы идет вторым эшелоном, с дистанцией двести метров. Прошу каждого командира лично проверить боеукладки, уровень топлива в баках. За выход из боя по техническим причинам отдам под трибунал.
Дальше пошли чисто тактические вопросы – какая батарея на левом фланге, какая в центре. Жалобы командиров пошли – помпотех с маслом трансмиссионным жмется.
Уже в конце встал командир самоходки Савельев. Воевал он с первых дней, дважды горел, был человеком опытным и прямым.
– Пулеметы бы нам ручные в каждую машину. Случись – подобьют, отбиться нечем.
Это было правдой. У командира самоходки и механика-водителя – пистолеты, для заряжающих – ППШ. Случись столкновение с вражеской пехотой – чем отбиваться? У танков два-три пулемета есть. Упущение конструкторское, а отдуваться придется экипажу. Понятно, машина в спешке создавалась, не все учли.
Было и еще одно, сильно досаждавшее – вытяжной вентилятор слаб. Это выявилось еще на полигоне, во время стрельб. Загазованность боевого отделения большая, после шестого-седьмого выстрела першило в горле, слезились глаза и грудь разрывал сухой кашель.
Командир полка о проблеме знал, но отговорился:
– Все,
И в самом деле, в целом самоходка получилась удачной. По мере выпуска ее понемногу модернизировали, улучшали, и в итоге с 1944 года стали выпускать СУ-85М, но пулемета на ней по-прежнему не было. Конструкторы объясняли его отсутствие теснотой компоновки. Экипажу и без того тесно в боевом отделении, а для размещения пулемета шаровая установка нужна, место для боезапаса. Потому почти все экипажи в дальнейшем имели трофейные немецкие пулеметы МГ. Они были надежнее нашего ДТ – танкового варианта ручного пулемета Дегтярева.
Когда Виктор вернулся к самоходке, Юнус уже сходил на полевую кухню вместе с заряжающим Яковом. Они принесли котелки с обедом, хлеб, две пачки махорки и пачку папирос для командира, а еще фляжку водки. Получал ее старшина хозвзвода в канистрах, разливал по фляжкам.
Сели обедать. Когда не спеша поели, Виктор объявил о завтрашнем наступлении. Все понимали – надо, но каждый внутри себя переживал это по-своему.
За самоходку Виктор был спокоен – новая, исправна. Но как экипаж проявит себя в бою? От действий любого члена их маленького коллектива зависела жизнь всех остальных. Слаженность, быстрота – вот залог успеха.
Ночью Виктор спал плохо, несколько раз просыпался. Слышал, как выходил покурить на улицу Антон. Только Юнус спал беспробудно, храпел, и Виктор даже позавидовал – стальные нервы у татарина, что ли? Или это поведение новичка, не нюхавшего пороха?
Утром лица у всех были хмурые, но завтрак съели – отсутствием аппетита никто не страдал. Пехотинцы же перед боем старались не есть – при ранении в живот у голодного больше шансов выжить. Танкисты и самоходчики таких ранений обычно не имели. При попадании снаряда в танк они либо гибли все и сразу, либо получали ожоги. Кому везло, успевали выбраться, особенно если снаряд попадал не в боевое отделение, а в мотор или в ходовую часть.
Не успели они как следует подхарчиться, как в стороне линии фронта сильно загромыхало – это били наши замаскированные батареи. Стреляли и минометы, и полковые и дивизионные пушки, стоявшие на передовой. Их поддержала корпусная артиллерия. А затем уже в дело вступила реактивная артиллерия.
Самоходчики не видели, как ночью, скрытно подошел дивизион гвардейских реактивных установок БМ-13 «Катюша». Ракеты с воем, с огненными хвостами, с дымным шлейфом многочисленными кометами неслись на вражеские порядки.
Когда «катюши» выпустили весь боезапас, они сразу снялись с позиции, и вся колонна их быстро проследовала мимо села. Была у них такая тактика: подойти поближе к передовой, нанести удар и тут же уйти. Охотились немцы за «катюшами», засекали их позиции и старались накрыть артиллерийским огнем. Но не сейчас.
В шквале огня разных видов артиллерии немецкие пушки молчали. Наши били по заранее разведанным позициям, и фашисты понесли тяжелые потери.
Пока шел артналет, по рации поступил сигнал о выдвижении. За грохотом пушек лязга гусениц и рева множества моторов не было слышно.