Самородок в чулке
Шрифт:
– Или понимают: они не смогут сделать того, что делает тот, кого они ненавидят и боятся.
– Тоже верно. Поэтому возле меня и нет умных людей.
– А твоя дочь?
– Катюшка никогда не полезет в это дерьмо, хотя бы потому, что имеет хорошую профессию и уже сама зарабатывает себе на жизнь, и это у нее неплохо получается.
– Денег никогда не бывает много. И послушай, ты говоришь, она не полезет в это. Но москвичей встречала она. И даже попыталась перечить тебе, сказав, чтобы москвичи занимались поиском золота, а не угля, как того хотел ты. Может, это ее первые шаги на пути к трону королевы Якутии. Ну если не всей, то той части, которую контролируешь ты.
– Вот что, Малинова, не смей так говорить мне о Катьке. Она моя дочь, и если ты еще раз попытаешься
– Знаешь, почему ты так говоришь? Потому что сам опасаешься этого. А я тебя не боюсь. Не потому, что дура. Я уже никого и ничего не боюсь, потому что хочу отомстить. И уверена, что тот, кто убьет или прикажет убить меня, долго не проживет.
– Да ну? – усмехнулся Бурцев. – Может, мне испытать судьбу? – пробормотал он с ухмылкой.
– Не советую. Тебе сначала надо разделаться со своими бывшими партнерами. Я же знаю, какую ты затеял игру, и потому я здесь. Наши интересы совпадают. Золото меня не интересует. Я просто хочу отомстить, а ты хочешь и того, и другого, но не знаешь, с кого начать. Вроде бы легче покончить с Хориным, но тут есть шанс легально заняться золотом. Убрать Червонного будет сложнее, к тому же он может стать твоим союзником против Хорина. Ты на распутье, а мне нужно, чтобы они оба сдохли.
– Я бы тоже не был против. Но сначала пусть кто-нибудь из них поставит промывочную технику. В Москве покончить с Хориным невозможно, а в Питере Червонов тоже неуязвим.
– Черт возьми, об этом я и не думала. Ну что, – Малинова посмотрела Бурцеву в глаза, – союзники?
– Годится! Золота тебе не надо, а похоронить кого-то из них здесь я помогу, а второго позову на похороны. – Он засмеялся. – Тогда и положим их рядом. Судя по всему, первым будет Проба, Хорин Илья Андреевич. Он, сука, крупно меня подставил лет двадцать пять назад. Я только недавно узнал об этом. Мы были геологами, и, кстати, твой Король тогда в подручных ходил. Искали золото. И нашли. Хорин уговорил меня взять золото. Он килограмм, я тоже. Раньше не было металлоискателей перед посадкой. Особо подозрительных могли досмотреть, но обычно это делалось по наводке. А какие подозрения могли вызвать два геолога, члены ВЛКСМ, которые вот-вот станут коммунистами? Но меня почему-то стали досматривать. Четыре месяца я провел в камере предварительного заключения, потом перевели в следственный изолятор. Хорошо, что я с самого начала выбрал тактику незаслуженно обиженного. Я заявил, что золото вез в Москву для изучения структуры почв, в которых было найдено это золото. И если удастся это распознать, то государству легче будет вести разведку золотоносных мест. На мое счастье, именно этим занимался один уважаемый ученый. Меня просто проперчили по всем инстанциям, но оставили на свободе. Я долго пытался понять, как на меня вышли. А потом неожиданно понял: Хорин меня сдал. И тем самым убил двух, точнее, трех, зайцев: он вынес золото, стал коммунистом, помог разоблачить нечистого на руку человека, а самое главное – женился на моей девушке. По этой причине я уехал в Якутию. Лидка родила Катьку. Ее родственники через год выловили меня в сопках Колымы и посоветовали жениться. Пришлось. Но жил я в свое удовольствие. Родственники – родной Лидкин брат и два двоюродных – при загадочных обстоятельствах погибли в тайге. Родители ее умерли сами, и жил я как хотел. Однако дочь не обижал. И никогда не обижу.
– Кто здесь еще есть из тех, кто интересуется золотом?
– Ты имеешь в виду серьезных людей? Ну пожалуй, стоит опасаться Лешего. Есть у нас такой, он бывший мент, полковник. Откуда-то приехал пять лет назад и довольно быстро пошел в гору. Говорят, его местные менты прикрывают, но это вранье. У меня там знакомые имеются во всех службах, и я бы про это знал. Но Леший непростой тип. Те, кто ему дорогу переходил, больше вообще не ходят. Трое таких было. И ничего против Лешего нет. Вот он точно к золоту отношение имеет. Два месяца назад целый бой у Покровска был. Четверо на «Ниве» ехали. Ну вроде перегоняли ее из Усть-Неры. А их остановили в Покровском и стали машину досматривать.
– А как ты понял, что тебя Хорин подставил?
– Уж больно быстро он разбогател, когда перестройка началась. И дочь он мою пристроил поначалу. Тут я и припомнил и золото, и любовь мою, которую Хорин украл.
– А какие у тебя претензии к Червонову?
– Он моего друга убил в конце девяностых. Тот золото повез в Питер, а его убили. И я узнал через одного человека, что встречал его Червонный. Потом выяснил про Короля. Сашка не был мне другом, но однажды он здорово мне помог. Поэтому я и принял тебя. Пока я вроде еще мужик, но если найдешь кого для души, тела и сердца, удерживать не стану. Пытаться стать у меня хозяйкой даже не думай, все отписано Катюшке.
– А я ни на что не претендую, мне ничего ни от кого не нужно. Я просто хочу отомстить за Короля. Сашка был единственный мужчина, которого я любила.
– В общем, мы договорились. На золото ты не замахиваешься, а разделаться с ними по очереди мы сможем.
– Ты чего, Дурак, – крепкий молодой мужчина остановил спускавшегося по лестнице Ивана, – такой веселый? Или дуракам всегда весело? – засмеялся он.
– Да, – кивнул Иван. – Только ночью иногда страшно бывает. А так всегда весело. И когда я тебя, Рубленый, убью, смеяться буду.
Рубленый хотел что-то ответить, но не решился. Пропустив Ивана мимо, негромко, так, чтобы он не услышал, выругался.
– Мама, – Катя со слезами смотрела на фотографию матери, – я обязательно узнаю, как это произошло. И если кто-то виноват, он заплатит.
В комнату заглянул Иван. Его лицо стало серьезным.
– Лидия Андреевна была хорошим человеком, – негромко проговорил он. Катя повернулась и посмотрела на него. – Не надо плакать. – Иван достал носовой платок и стал вытирать ей слезы. – В слезах боль не утопить, так моя бабушка говорила. У меня мамы не было, она умерла, когда я родился. Я долго не мог понять, – Иван беспомощно улыбнулся, – почему у всех есть папа и мама, а у меня только бабушка. Потом и она умерла. Болела долго. Я три раза сбегал из детдома, чтобы ей помогать. Четвертый раз опоздал, она умерла. Слезами горю не помочь, это я навсегда запомнил. Не плачь, солдаты не плачут. А тебе придется быть солдатом, – серьезно проговорил он, – вот увидишь. – Иван пробормотал еще что-то бессвязное и вышел.
Катя посмотрела ему вслед.
– А ты очень умно сказал, Ванька, – прошептала она. – Слезами горю не поможешь, а мне надо становиться солдатом.
– Значит, говоришь, летают? – усмехнулся седобородый мужчина. – Наверное, желают найти золото в треугольнике. Не хотелось бы мне этого. А если еще и промприбор поставят, тогда вообще все потерять можно. Допустить такого нельзя. Ты вот что, мил человек, – посмотрел он на мужчину лет сорока, – проверь-ка, кто там есть, и мне шепни. Если кто незаконно моет, тебе ж заслуга. Ну а если по закону, то придется мне что-то предпринимать. Ты все понял?
– Конечно, Владлен Федотыч, – ответил тот.
– Ну и славно! – Седобородый улыбнулся. – Вот, – кивнул он на лежащий на тумбочке конверт, – возьми и детишек мороженым побалуй, женушке своей духов хороших купи. Иди, мил человек, с Богом.
Схватив пакет, мужчина выскочил из комнаты.
– Придавил бы своими руками! Родину ведь продаете, ироды! Оборотнями вас называют, а за оборотней обидно, – хмыкнул седобородый.
– Никак они там не сядут, – входя, проговорил Умка. – Два раза пытался Пижон и не смог. Менты как по звонку вылетают.