Самоубийца

Глава 1

Часы показывали 22:50, когда из-за поворота, осыпаемый густым, почти проливным дождем, вышел высокий, узкоплечий мужчина; он старался шагать ровно и уверенно. Его худощавое лицо, освещаемое ночными уличными фонарями было напряжено; сжимаемые на ходу скулы заметно выпирали сквозь аккуратно стриженные полоски бакенбард, плавно переходящие в американскую бородку.

– Свободен? – постучал он в стекло караулящего возле паба таксиста.

– Да, садись. – Прохожий открыл широко дверь – косой дождь посыпался в салон машины. – Доброй ночи. Куда направляемся? – дружелюбно спросил таксист, пытаясь расположить клиента.

– Не решил еще… Но сначала туда, где можно купить алкоголь.

– Вот паб… – Улыбнулся таксист, указывая глазами на железную, покачивающуюся от ветра вывеску O’Brady, висевшую над машиной. – Здесь и алкоголь?.. – Клиент, стараясь скорей спрятаться от дождя, ничего не ответил. Закрыл за собой дверь, сильно хлопнув ею. Порывы ветра усилились, от этого дождь, ударяясь об машину, издавал звук бросаемого в нее крупного песка. – Of licence, значит? – уточнил таксист.

– Называй как хочешь. Мне все равно… – безразлично произнес пассажир, ерзая в мокрых джинсах на переднем сидении.

– Of License закроется через девять минут. Можем не успеть, – предупредил таксист.

– Значит, не судьба, – тихо сказал клиент и тяжело вздохнул. – Ро-бе-рт… – протянул он, пристально

смотря на пластиковую карточку с фотографией и именем, прикрепленную на передней части панели. – Я Мартин. Будем знакомы, – без особого энтузиазма представился он. Роберт одобрительно кивнул и, желая продолжить начатое знакомство, шутливо сказал:

– Да… погодка совсем не майская, не так ли?

– Ирландия, – сухо ответил Мартин. – Не первый год здесь живем… – добавил он и отвернулся, смотря в боковое окно. На часах было 22:57, когда они подъехали к специализированному магазину с алкоголем, который находился в небольшом сквере, где первые этажи невысоких трехэтажных апартаментов занимали: арабская «Пиццерия», китайский «Тэйк эвэй», румынский «Фиш энд чипс», «Букис» (букмекерская контора) и турецкая парикмахерская. Мартин не спеша вышел из машины; он старался держаться уверенно и достойно, несмотря на то, что в его организме бродило уже изрядное количество алкоголя, отравляя тем самым нервную и кровеносную системы. Одежда, плотно облегающая худые формы Мартина – черно-желтый дождевик ниже пояса, джинсы, джемпер, торчащий из-под ветровки, и оксфордские ботинки, – была не из дешевых, подчеркивая этим его стабильное материальное положение; загорелый цвет лица выдавал недавнее посещение теплых стран, а идеально стриженая русая бородка с рыжеватым оттенком и аккуратно уложенная прическа говорили о педантичности этого немолодого, но и не старого человека. Вышел он аккурат через три минуты, держа в руках бутылку «Wyborowa» и две банки «Tyskie». Продавщица закрыла за ним дверь на ключ и опустила с внутренней стороны жалюзи.

– Домой, – словно после тяжелого рабочего дня прогудел Мартин и обронил свое худощавое тело на сиденье. Таксист одобрительно кивнул и плавно тронулся с места.

– Тяжелый день? – поинтересовался Роберт, пытаясь растормошить клиента и узнать, где же дом. Мартин ничего не ответил, он смотрел в окно и о чем-то напряженно думал, сжимая периодически челюсти. Густой дождь поредел и умеренно, в своем привычном темпе, заморосил. – Где же дом? – спросил таксист, выруливая на главную дорогу.

– Пока прямо, – выдохнул Мартин. Лицо его выражало надуманное спокойствие и какую-то озабоченность одновременно. – Вот скажи мне, – неожиданно спросил он, – почему все женщины думают, что им все дозволено, и что они по каким-то непонятным причинам превосходят нас, мужчин? Кто вообще дал им право так себя возносить? И кто мы для них вообще?.. – задав ряд вопросов, Мартин замолчал и сам же задумался над ними. Таксист резко притормозил; сухое тело Мартина, сдерживаемое ремнем безопасности, дернулось вперед – слабо освещенную дорогу перебежала молодая веселая пара. Мартин выровнялся, сел поудобней и недовольно посмотрел на спокойного и уверенного таксиста, внимательно следящего за дорогой. – Почему они утверждают, – как ни в чем не бывало продолжил Мартин, – что это мы являемся пупом земли, хотя все с точностью до наоборот?… Я не могу понять женскую логику!.. Также не могу с ней согласиться… Мне кажется, что мы живем с ними в разных мирах… – Казалось, что Мартин разговаривал сам с собой, отрешенно смотря вдаль сквозь залитое дождем окно, которое неприятно скребли уже не новые дворники. – А еще вот это вот ее «Ты должен!..» или «Ты обязан!..» – слегка повысив тон произнес Мартин. – Почему она для себя решила, что я ей что-то должен или чем-то обязан?! Я могу сделать, и я делаю, если меня вежливо просят и спрашивают: «Смог бы я это сделать, есть ли время и желание?» Но никто этого не спрашивает. И когда ко мне обращаются с претензией или требованием, меня такое обращение выводит из себя. Откуда у нее такое восприятие вещей? Я ей никогда не говорил, что она мне что-то должна или обязана… Такие утверждения показывают только полное неуважение к ближнему. Ты либо интересуешься, спрашивая желания или мнение другого, либо не трогаешь человека вообще, как мне кажется? – эмоционально рассуждал Мартин. – Ответь мне, они все одинаковые или это только моя одна такая?..

Таксист молчал.

– Здесь прямо, а на втором перекрестке, перед футбольным клубом, налево, – неожиданно сказал Мартин, внимательно следя за реакцией таксиста. – Я не пойму, что же все-таки происходит?… Ведь не так давно все было хорошо… И мне кажется… – Мартин прервался на мгновение, что-то листая в телефоне… – Да!.. Мне кажется, что в большинстве случаев мы надоедаем им первыми… Почему так? – размышлял он вслух, делая недолгие паузы. – Я ведь тот же самый!.. И отношения мое за много лет к ней не изменилось. Хотя?.. – Мартин замолчал и согнулся, пытаясь нащупать упавшую ранее бутылку водки. – А сейчас она все время хочет меня задеть, вывести из себя, оскорбить и даже унизить. И хуже всего, когда это происходит при моих друзьях, когда они изредка, совсем нечасто заходят ко мне в гости, и она начинает меня принижать – топтать мое мужское достоинство, утверждая, что я ни на что не способен. Мне хочется провалиться на месте от стыда. Да! Пускай я не идеальный человек, а может быть, и муж, но скажи мне, кто вообще на этой планете идеален?! Пойми простую вещь… как там тебя?.. – Он прищурил глаза и в очередной раз приблизился к карточке с именем. – Роберт! ведь у меня к ней нет вообще никаких претензий, требований, ну кроме как быть семейной женщиной. Ты женат? Дети есть? – Таксист не спешил отвечать, внимательно объезжая неудачно припаркованные вдоль дороги машины. – У нас двое детей: дочке двенадцать и сыну – четырнадцать лет. И знаешь что? большую часть времени провожу с ними я, а не она! – постепенно заводился Мартин.

– Наверное, она занята?.. Где она работает? – спросил Роберт, петляя по узкой дороге между машин.

– Ездит по вызову, – Мартин голосно усмехнулся. – Хотел сказать, ездит на заказы. – И замотал головой, жилая поточнее изъясниться. – В общем, работает с ногтями – делает маникюры, а может, и еще что-то… этого я не знаю. Да-да! Здесь!.. – спохватился он. – Здесь налево и до конца, в тупик. Последний дом. Судя по имени, даже, скорее, по акценту, могу предположить, что ты тоже из Восточной Европы? – Таксист молча кивнул. – Нам легче находить язык понимания между собой, они другие… – По лицу таксиста проплыла легкая улыбка; он не раз уже слышал об этом. «Свой среди чужих, чужой среди своих», – молча подумал Роберт. – Ты, наверное, думаешь, что я алкоголик и не занимаюсь вообще своими детьми? – Мартин недоверчиво взглянул на таксиста. Роберт не знал, что и сказать, чтобы не обидеть клиента, успев уже по-своему оценить его. – Ты ошибаешься! – сказал Мартин, не дожидаясь ответа. – Я хоть и пью, но занимаюсь своими детьми: готовлю им завтрак, отвожу в школу, еду на работу, вернее, ездил, – поправился он и вздохнул, – а после школы мы ходим, пусть и не каждый день, гулять в парк или к морю, а также вожу сына на тренировки по футболу; и только после восьми вечера

у меня появляется свободное время. Она же с ними даже уроки делать не хочет. Где здесь справедливость?! – Он вопрошающе посмотрел на Роберта. – Друзья говорят, что мне не нужно себя жалеть в первую очередь, а также советуют быть с ней построже. Да я это понимаю, но поделать с собой ничего не могу – я другой. Да!.. Я жалею себя, жалею детей, и ее я тоже жалею. Можешь назвать меня слабохарактерным, но такой уж я человек. – Мартин замолчал на короткое время. – Ты знаешь… она ведь знала меня очень хорошо, и ценила таким, каким я был. А может быть, я ошибаюсь?.. Он тяжело вздохнул и стал о чем-то думать. – Все дело в том, – он снова покосился на бейдж с именем, – Роберт, что мы, мужчины, их сильно почитали и возносили, а не нужно было. Такое поведение в наших, в частности, странах было идеализированным: создавался литературный идеал, и все женщины старались ему соответствовать, следовать, как и моде, корчить из себя богиню несусветную. Нужно создать новый идеал! Новую героиню, но уже нашего времени. Нужно поставить их на место. Помнишь, как нас учили уважать и почитать девочек в школе? Как заставляли уступать и делать все для них, этим уже отставляя мальчиков на задний план или в затруднительное положение с возникающим справедливо вопросом: «Почему? Чем они лучше?» Только тем, что слабее, и то это не всегда факт: у нас в классе были и сильные девочки. А были и такие язвы, что если бы не эти дурацкие правила уважения, то после одной хорошей взбучки они бы точно знали, как себя вести, и не оставались бы такими же язвами на всю оставшуюся жизнь, портя ее и другим. Так их научили, так их воспитало парализованное коммунистическое общество, – с пренебрежением проговорил Мартин, – которое до сих пор пребывает в моей стране и из-за которого многие и бегут оттуда. – Мартин с аппетитом сделал несколько глотков. – А вот здесь, в Ирландии, уже все по-другому. Такой подход со школьной скамьи, как здесь, мне больше по душе. В этих северных странах никто никого не возносит. Все равны!

– Значит, и ищи себе Ирландку, – посоветовал Роберт. На что Мартин громко усмехнулся:

– Пусть наши и не могут сложить себе цену, но в домашних делах – уборке и готовке – им нет равных. Нужно всего лишь отказаться от комплекса принцессы. И не считать себя самой самой… А этим научиться самоотверженно убирать и вкусно готовить. А то посмотри, чем они питаются… и в каком мэссе 1 живут… Ужас. Не знаешь, кто из них и лучше?.. – подсмеивался и мотал головой Мартин. – Я слишком долго здесь живу и вижу отличие… Вижу предвзятость наших женщин и легкость и спокойное отношение ко многим вопросам европеек. Мартин достал телефон и стал отвечать на приходящие во время их разговора сообщения. Затем сунул его в узкий карман джинсов, слегка приподнявшись при этом, и сказал:

– Да-а-а… Восемнадцать лет пролетели как восемнадцать дней… Восемнадцать лет я работал как заведенный: оплачивал дом и его счета, а также продовольствие и поездки на отдых во Францию, где у меня живет брат с семьей. Она же свои деньги тратит только на себя, иногда покупая кое-что и детям, но, как ты знаешь, на детей государство дает пособие. Так скажи мне, что я делаю не так? За что меня можно гнобить? Отчего она просто выдавливает меня из моего же дома? Мало того, она и смерти моей желает! – оживился Мартин. – Не один раз уже повторяя, что без меня им было бы гораздо лучше. Он резко замолчал и стал внимательно вглядываться в окно последнего дома с густо засаженными и разросшимися вечнозелеными кустарниками, в котором мелькала женская фигура. Машина стояла в тупике. Мартин говорил и в то же время о чем-то непрерывно думал; причина его тревоги была на лицо…

– Из всего, что я тебе рассказал, меня смущает одна вещь… – Мартин немного успокоился, внимательно посмотрел на Роберта и, выдержав недолгую паузу, сказал: – Я все покупаю, везде вожу, за все плачу, а в знак благодарности… Даже нет, дело не в благодарности, как бы так яснее выразиться?.. – Мартин подбирал в уме нужные слова. – В общем, несправедливо получается. Другими словами, она полностью от меня зависит, а страдаю почему-то я. Как так? – Мартин пристально смотрел на Роберта. – Получается, что я ей нужен только для того, чтобы работать на нее, и все! Без работы и полного содержания я больше не нужен. Так, выходит? Если я полностью живу для кого-то, меня можно «любить», – он указательным и средним пальцами прожестикулировал кавычки, – если же я живу для себя, я выпадаю из преференции. – Мартин на какие-то секунды делался серьезным и опять, либо от опьянения, либо от собственного характера, расплывался в саркастической улыбке. – Ну, все… – с издевкой сказал он, – безмятежная жизнь для нее закончилась. Я бедный! – восторжествовал Мартин. – Ешьте меня, пейте меня… Одни кости остались, – иронизировал он. – Хватит из меня высасывать. Восемнадцать лет я батрачил на нее и на это государство. Хватит! Теперь их очередь! Государства в частности. А вообще, Роберт, мне кажется, что еще в самом начале нашей совместной жизни я повел себя не так, как нужно, показав свою слабость и позволив ей сесть мне на шею. Думаю, что нужно было держать ее на жестком поводке все это время и лишь изредка подтягивать к себе, когда нужно, и не позволять всего того, что я ей позволял; и конечно же, не унижаться так, как это делал я! – Мартин осторожно положил свои длинные, легкие, костлявые пальцы Роберту на предплечье. – Ты согласен со мной? – с какой-то опаской спросил Мартин.

– Может быть… – тихо ответил Роберт. Мартин с легкой ухмылкой кивнул и похлопал пальцами Роберта по руке.

– А еще, знаешь, что она мне заявляет? Это уже вообще… – в недоумении подсмеивался Мартин. – Она утверждает, что я украл у нее молодость. Объясни мне, как это возможно? Когда мы были счастливы, вернее, когда я всех полностью содержал, это было нормой. Я у нее ничего не крал, а когда стали жить так, как сейчас живем, – я вор. Как так?.. Она винит во всем меня, а я считаю, что это она во многом виновата, и первое – это то, что перестала относиться ко мне с уважением, перестала со мной считаться. Вот деньги считать она не разучилась, со счетом у нее все хорошо, только со мной считаться перестала – сбилась со счету, – хмыкнул Мартин. – Вообще, ей на такое поведение никто права не давал. Это мое личное желание: работать или не работать, быть богатым или не быть, пить или не пить, и еще куча всего того, что, по ее словам, я делаю не так, как надо. Не так, как она этого хочет. – Мартин мотал головой. – А прощение!.. – искусственно рассмеялся он. – Она вынуждает меня просить у нее прощения! Чепуха какая… Столько раз просить прощения, сколько я просил, столько, наверное, еще никто никогда не просил. И самое главное, ни за что. Она делает что-то не так, обвиняет меня в своей глупости и требует, чтобы я извинялся за то, что указал ей на ее же глупость. Не-е-ет, я совсем не понимаю женскую логику… Мартин снял ветровку, положил ее себе на колени и натянул, оголив свои худые предплечья, рукава джемпера. – Ты почему все время молчишь?! – неожиданно спросил он. Роберт молча пожал плечами. – Поверь, я не ищу твоего совета, но мне все же интересно, что ты думаешь. – Он скорее искал согласия со всем сказанным или поддержки, нежели совета.