Самоубийство исключается. Смерть в аренду (сборник)
Шрифт:
За воротами его догнала полицейская машина. Когда она остановилась, из нее вышел начальник полицейского участка.
– Я не одобряю, когда мои сержанты разъезжают по дорогам в таком неопрятном виде, – сказал он с наигранной строгостью и улыбнулся. – Садитесь в машину, Маллет. У меня есть кому привезти велосипед вместо вас.
– Спасибо, – ответил Маллет. – Еще немного, и эта форма на мне, наверное, лопнула бы.
В машине начальник полиции заметил:
– Между прочим, мы разыскали собаку, причинявшую убытки.
– Это хорошо, – ответил Маллет. – И поставьте в известность об этом мисс Дженкинсон. Не стоит заставлять ее волноваться без надобности.
Говоря это, он не мог не почувствовать себя лицемером.
В это время Сьюзен
«Дорогой, – писала она, – после того как я завершила это письмо, произошло нечто странное. У нас был полицейский, сержант, и задавал вопросы о Ганди в связи с убийством овец! Подумать только, будто мой бедный ягненочек станет нюхать отвратительную огромную овцу. Конечно, я сказала ему, что все это чушь, и тогда он стал спрашивать, что я делала в разные дни, в том числе в пятницу. Конечно, я рассказала ему о нашей чудесной прогулке верхом по Меловым холмам в тот день и как Ганди все время был с нами. И потом, дорогой, ты, наверное, сочтешь меня полной идиоткой, но он поинтересовался, кто ты такой и можешь ли подтвердить алиби Ганди, или как это там называется. А затем – сама не знаю почему – я рассказала ему все о тебе и как мы обнаружили, что можем пожениться намного раньше, чем думали. О боже, я чувствую себя последней негодяйкой, что говорила о наших личных делах со здоровенным краснолицым полицейским. Как будто это кого-то волнует, кроме нас с тобой! Прости меня, что я такая конченая дура. У меня из-за этого такое мерзкое чувство, потому что, видишь ли, должна тебе признаться, мне стало немного не по себе, когда ты сказал про деньги. Это замечательно – иметь их и все, что они означают, но, дорогой, почему ты делаешь из этого тайну? Если честно, иногда меня это пугает. Мне не по душе, что есть что-то такое, связанное с тобой, чего мне не полагается знать. И еще, когда здоровенный толстый полицейский начал задавать вопросы о тебе – он был немного не похож на обычного сержанта, правда, намного вежливее и более образованный, – думаю, я наболтала ему гораздо больше, чем хотела. Дорогой мой, скажи мне, не связано ли с этими деньгами что-то такое – ты знаешь, что я имею в виду, о чем полиции не следует знать? Мне безразлично, что это, честно, я только переживаю за тебя. Напиши поскорее, пусть только чтобы сказать, что я психованная маленькая дурочка. Меня одолевают глупые страхи просто потому, что я очень люблю тебя…»
Остальное в письме к делу не относится.
– Этот сержант много говорил, – заметил генерал за ужином. – Не люблю болтливых людей. – Он зачерпнул ложкой суп. – В чем все эти политики ошибаются относительно Индии, так это…
Тема Индии за столом продолжалась до самого десерта.
Глава 18
Улика на Маунт-стрит
Воскресенье, 22 ноября
Потоки дождя, подгоняемые порывами холодного ветра, заставляли прохожих скорее бежать в укрытие, когда Маллет свернул на Маунт-стрит. Такое утро не располагало к тому, чтобы без нужды выходить из дома и долго находиться на улице, но инспектор немного задержался у продрогшего и промокшего уличного торговца, стоявшего на тротуаре. Он бросил шестипенсовик в лоток, взял коробок спичек и, вскинув брови, вопросительно посмотрел человеку в глаза.
– Дюпен вошел полчаса назад, – негромко проговорил торговец.
– Один?
Торговец кивнул и заунывно протянул, когда кто-то прошмыгнул мимо:
– Спасибо, сэр, храни вас Господь.
Маллет сунул коробок в карман и перешел безлюдную улицу. Дом, к которому он направлялся, находился почти напротив, и стороннему наблюдателю могло показаться странным, что, только достигнув противоположной стороны и оказавшись в каких-то двух метрах от двери, он раскрыл зонт, который держал в руках. Проявляя излишнее невнимание к другим прохожим, он держал зонт прямо перед собой. В этот момент из дверей дома вышли два человека. Они на мгновение остановились, посмотрели направо и налево и сели в двухместную машину, стоявшую у края тротуара. Не впервые Маллет мысленно
Дюпен, а кто с ним? Этим вопросом задавался инспектор, ставя в прихожей зонтик и слыша, как на улице удаляется шум мотора. Тощий, рыжеватый, не слишком хорошо одет, с щетинистыми усами – капитан Илз, надо полагать. Но лучше запомнить номер машины – VX 7810.
Маллету для запоминания факта или имени достаточно было негромко произнести его. После этого оно сохранялось более надежно, чем если бы было записано в дюжине блокнотов.
– Миссис Илз дома? – спросил он у швейцара.
Тот кивнул и произнес:
– Дома, можете не сомневаться.
В его голосе прозвучало что-то вроде презрительной усмешки всезнайки, что Маллету-человеку было крайне неприятно, а для Маллета-детектива представляло интерес, как и все необычное.
– Тогда отвезите меня на лифте наверх, – резко сказал он.
– Очень хорошо, сэр. Это на третьем этаже. Сюда, пожалуйста.
Горничная, открывшая дверь на звонок Маллета, была молода и хороша собой, но ее внешность портило брезгливо-безразличное выражение, бывавшее на лицах слуг при определенных обстоятельствах, и только при этих обстоятельствах.
«Она предупреждена об увольнении, – моментально среагировал инспектор. – Но что конкретно ее тревожит: следующее место работы или жалованье за эту неделю?»
– Миссис Илз? – спросил он.
– Не знаю, сможет ли она принять вас, – сказала горничная. – Она толком еще и не встала. Она ждет вас?
– Я из Скотленд-Ярда, – сообщил Маллет.
– О… – В глазах мелькнул проблеск интереса. Она повела плечами. – Тогда, наверное, входите. – И на лице снова появилось равнодушие.
Шелестя юбкой, что красноречивее слов говорило: «Если к ней являются гадкие полицейские, это не мое дело, слава богу», она пошла впереди в комнату, очевидно служившую гостиной.
– Я доложу, что вы здесь, – произнесла она тоном, подсказавшим инспектору, с каким наслаждением она объявит о его визите, и оставила его.
После холодной безрадостности улицы теплота гостиной миссис Илз была приятна. Но через некоторое время это впечатление вытеснила духота. Как почувствовал Маллет, спрятанные где-то трубы водяного отопления успешно справлялись с неприятностями, доставляемыми непогодой. Окна были закрыты, а тяжелые портьеры плотно задернуты, так что в комнату не проникал скудный дневной свет, и инспектор едва ли смог разглядеть интерьер, если бы горничная не зажгла лампу, прежде чем выйти.
Оглядевшись, он подумал, что ночью здесь, по-видимому, уютнее, чем днем.
Это была достаточно большая комната, но из-за обилия предметов она казалась меньше, чем на самом деле. Повальное увлечение пустыми пространствами и чистыми прямыми линиями, очевидно, не коснулось миссис Илз. Все здесь было закругленным, мягким, украшенным кисточками и бахромой. Ковер, застилавший пол от стены до стены, был толще и тяжелее, чем подобало любому ковру, огромный диван завалили подушками чудовищных размеров. На всем в этой комнате лежала печать дорогого и безыскусного уюта. По небольшой стопке газет с хроникой светской жизни на приставном столике можно было судить, что обитательница квартиры одно время училась читать.
Маллет хмыкнул.
– Конечно, никаких книг, – пробормотал он. – Что характерно. И, – он пробежал глазами по стенам, – никаких картин также. Что не характерно. Интересно почему…
Он присмотрелся более внимательно. На обоях по обеим сторонам зеркала над каминной полкой были заметны чуть более темные прямоугольники. Над ними еще оставались крюки для подвешивания картин. Маллет мысленно вернулся к наглому швейцару и горничной, получившей предупреждение об увольнении. Все указывало на то, что миссис Илз сильно нуждается и уже распродает вещи.