Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»
Шрифт:
Несомненно, начальство Павла Павловича тоже знало о наркомании барда и предпочло скандала не поднимать. Ведь в случае возбуждения уголовного дела наверняка всплыла бы тема наркотиков, да и тело артиста пришлось бы эксгумировать, поскольку вскрытия не проводилось. А факт эксгумации наверняка получил бы широкую огласку и породил бы толки, что на самом деле Высоцкого убили.
Строго говоря, можно выдвинуть три версии гибели Высоцкого, но ни одну из них из-за того, что не было проведено вскрытие, нельзя ни однозначно доказать, ни опровергнуть, и ни одна из них не подпадает под определение умышленного убийства. Во-первых, Высоцкий мог умереть от инфаркта миокарда, как и гласит официальная версия. Она в тот момент в наибольшей степени устраивала всех: лечащего врача Федотова – потому, что снимала с него
Вторая версия, отстаиваемая Щербаковым и Сульповаром, заключается в том, что роковым для Высоцкого стало то обстоятельство, что Федотов, применив хлоралгидрат, оказался не в состоянии постоянно наблюдать больного, заснул, и в результате Высоцкий умер от асфиксии вследствие западения языка. В этом случае Федотов оказывается главным виновником смерти поэта. Его вина усугубляется тем, что он незадолго до этого принял алкоголь, который и мог спровоцировать внезапный сон. В то же время Щербаков и Сульповар признают, что даже в случае проведения вскрытия доказать их версию было бы очень трудно, поскольку маловероятно, что сделали бы экспертизу на наличие в организме хлоралгидрата.
Наконец, третья версия сводится к тому, что Федотов ввел Высоцкому наркотик, и он умер от передозировки. Как мы убедились, судя по воспоминаниям Анатолия Павловича, в последний день жизни Высоцкого у него не раз возникала мысль достать для него «лекарство». Не исключено, что последняя поездка Федотова в район «Варшавской» была как раз за наркотиками. В этом случае тоже виноват оказывается Федотов, поскольку именно он ввел роковую дозу. Однако даже если вторая и третья версия верны, то речь, очевидно, может идти лишь о халатности, повлекшей за собой смерть человека.
Иван Бортник так запомнил обстоятельства, при которых узнал о смерти Высоцкого: «Вечером спектакль – готовлюсь. И вдруг открывается дверь, Таня входит: «Володя умер». Поехал в театр – там уже висит траурная надпись. И тут со мной началась истерика. Как доиграл – не помню. После спектакля мы с Любимовым поехали на квартиру к Володе. Я вошел в комнату, где он лежал, – снова истерика. Подошла мать, Евгения (Нина. – Б. С.) Максимовна: «Ваня, Ванечка, поплачь», – гладила она меня по голове. Мне вдруг почему-то пришла в голову мысль позвать знакомого священника. Стал звонить. Так Семен Владимирович, отец Володи, закричал на меня: «Прекрати! Я коммунист, никаких священников здесь не будет!»
Валерий Золотухин 25 июля 1980 года записал в дневнике, как он узнал о смерти Высоцкого: «В кассе театра мне сообщили, что умер Володя Высоцкий. Бейдерман (художник-декоратор. – Б. С.) некролог пишет.
А
– Это Дима, врач. Вы меня не знаете. Володя спит.
– Как вы думаете, сколько он будет спать?
Тот засмеялся:
– Думаю, что целый день.
– Передайте ему, как он проснется, текст телефонограммы следующего примерно содержания: Геннадий Полока и Валерий Золотухин просят его очень вспомнить молодость и, как встарь, под единое знамя соединиться в общей работе (над фильмом Полоки «Наше призвание». – Б. С.).
– Хорошо, я ему это обязательно передам.
Так вот: эскулап ошибся. Володя не проснулся, а в 4 часа утра заснул навеки… обширный инфаркт… атеросклероз… аорты сердечной… и т. д.
Зинка Славина затащила меня в гримерную: «Ты следующий!» Спохватилась: «И Бортник… Кто тебя дома окружает, кроме жены? Кто тебе подносит… первую рюмку? Я видела сон… страшный. Я Ирке сказала. Не веришь – позвони ей…» – «Зина! Володя умер!!! Зачем мне разгадывать твои сны?»
Каждый, вспоминая свои последние встречи с умершим, обязательно вспомнит нечто предвещающее и только именно ему открывшееся: один его глаза остановившиеся вспоминает, и не был ли он косоват от природы, другой – его ледяные пальцы, кровь не проталкивается, не циркулирует, третий – что он говорил, что «так плохо, так плохо… просто конец…» и т. д.
Я вышел на первый зонг с гармошкой и не мог удержать слез. – «Не скулите обо мне, ради Бога».
Шеф, когда села публика:
– У нас большое горе… Умер Высоцкий… Прошу почтить…
Зал встал».
На следующий день Золотухин подвел в дневнике итоги своей дружбы с Высоцким: «И не поехал я ни в какой Чернигов, а поеду сейчас к моему товарищу, к великому человеку – Владимиру Семеновичу Высоцкому. Родители не отдали его в морг, не разрешили делать вскрытие. Он умер во сне, умер смертью праведника.
У театра парни собирают подписи, чтобы Театр на Таганке назвать Театром имени Высоцкого…
– Кто это допустит? О чем вы говорите?
– Кто бы ни допустил, а соберем… Мы хоть попробуем, как у Формана… (в фильме «Пролетая над гнездом кукушки. – Б. С.)
Вчера с самого утра милиция самых больших чинов в театре, ответственные бедняги за проведение похорон…»
Далее Золотухин процитировал официальный некролог, опубликованный в «Вечерней Москве» и «Советской культуре»: «Министерство культуры СССР, Госкино СССР, Министерство культуры РСФСР, ЦК профсоюза работников культуры, Всероссийское театральное общество, Главное управление культуры исполкома Моссовета, Московский театр драмы и комедии на Таганке с глубоким прискорбием извещают о скоропостижной кончине артиста театра Владимира Семеновича ВЫСОЦКОГО и выражают соболезнование родным и близким покойного».
Актер с возмущением прокомментировал его: «Все, что они могли сказать о нем… в двух газетах. Страна еще не знает, что умер один из самых чистых и честных голосов России.
В Серпухове нас спрашивают: «А правда ли?..», и уже ходят слухи, что его отравили».
31 июля Валерий Сергеевич передал в дневнике свои впечатления накануне похорон Высоцкого: «Последние часы этого страшного месяца, унесшего от нас двух товарищей наших. Господи, Господи, Господи! Это ужасно, что мне предстоит все это описать, потому что я не могу этого не записать, память стала треснутым сосудом, в котором удерживается в основном грязь.
Что я сказал Володе. Кстати, мысль, ответственность и волнение, подбор слов – испортили мне прощальные минуты с Володей. Я больше думал о себе, как и что скажу и что будут говорить о том, что я говорил. Вот ведь какая фигня.
– Дорогой товарищ наш, дорогой Володя. Мне выпала горькая участь сказать слова прощания от лица твоих товарищей, от лица театра, артистов, постановочной части, от лица всего коллектива.
С первого твоего появления на этой сцене, с первых шагов твоих на этих подмостках до последнего слова твоих сочинений мы, товарищи твои по театру, с любовью, восторгом, любопытством, болью и надеждой наблюдали за твоей азартной траекторией. Ты был душой нашей, ты есть счастливая частица наших биографий, биографий всех тех людей, которые хоть на малое время сталкивались с тобой в работе. Ты стал биографией времени.