Самоучитель игры на мировой шахматной доске

Переслегин Сергей Борисович

Действительно, клиповое мышление оперирует только смыслами фиксированной длины: оно даже теоретически не поддерживает протоколы работы с семиотическими структурами произвольной сложности. Как следствие, в «клиповых» странах происходит первичное упрощение информационного пространства, что с неизбежностью приводит к утрате связности индивидуального мышления и последующей деградации образования.

В последние годы в отдельных странах стала осознаваться опасность клипового мышления. Это привело к созданию ряда тренингов, где учат сосредоточивать внимание на одном предмете и удерживать состояние концентрации в течение длительного времени. Неясно, насколько действенны применяемые методики. Для коррекции индивидуальной психики они могут быть достаточно эффективны, но как социальный институт тренинговая техника, видимо, бесполезна, поскольку представляет собой попытку противопоставить развитой машинной технологии ручное производство.

При всей опасности

сериально-клиповой культуры проблема кризиса образования не сводится к одному только этому фактору Дело в том, что современные школьники-старшеклассники теряют навык работы и с такими понятиями, которые умещаются в один смысловой домен.

Как известно, молодежь перестала читать книги. Менее очевидно, что это явление не компенсируется ростом интереса к кино/видео/интернету/электронным играм — соответствующее общественное убеждение представляет собой обычный социальный миф. В действительности информационные инновации привносятся в современную семью скорее родителями, чем детьми. Иными словами, в последние десятилетия инновационное сопротивление растет от поколения к поколению.

Весьма тревожным обстоятельством является наличие отрицательных корреляций между социальной и информационной развитостью школьника. «Исключительные» дети, которые с удовольствием читают, хорошо учатся в школе, проявляют высокую креативную активность, как правило, социально абсолютно беспомощны: они могут существовать только в искусственной среде, созданной родителями. Понятно, что рано или поздно эта среда разрушается — обычно с катастрофическими для личности ребенка последствиями.

Хотелось бы подчеркнуть, речь идет не о том, что примерные ученики становятся изгоями в детском коллективе: современная школа выделяется скорее снижением, нежели повышением социального давления на отличников. Проблема в ином: нынешний отличник вообще не бывает в реальном мире и не способен там выжить. Он знает и (теоретически) умеет больше своих сверстников, но производит впечатление менее развитого, менее взрослого, значительно более зависимого.

Следует подчеркнуть, что комплексных социологических исследований на тему деградации образования не проводилось, и речь идет, конечно, об отдельных наблюдениях, которые могут быть интерпретированы различными способами. Не приходится, однако, сомневаться в медленном ухудшении качества школьного обучения (этот процесс зафиксирован всеми приемными комиссиями ВУЗов), а также в снижении его уровня «с мирового Востока на мировой Запад».

Сформулируем гипотезу, согласно которой основной причиной «информационного кризиса» современной школы является прогрессирующее снижение возраста потери познавательной активности при приближении к фазовому барьеру.

Традиционная возрастная психология связывает падение познавательной (и креативной) активности с так называемым переходным возрастом, то есть с половым созреванием. Действительно, в течение ряда поколений резкое падение дисциплины (реакция эмансипации), ухудшение успеваемости, рассеивание внимания, ухудшение способности быстро запоминать и перерабатывать информацию происходило в возрасте 14-16 лет, и связь этих процессов с «гормональной бурей» пубертатного периода казалась очевидной [303] . После 1960-х годов критический возраст сдвинулся на год вперед, что было интерпретировано в терминах акселерации.

303

Следует тем ке менее заметить, что возраст потери познавательной активности наступал у мальчиков-подростков и у девочек-подростков практически одновременно, хотя женский пубертатный цикл опережал мужской на 1-1,5 года. В рамках традиционных воззрений на кризис полового созревания это обстоятельство объяснения не получило.

Само по себе падение познавательной активности старшеклассников уменьшало эффективность школы как информационного «усилителя-повторителя». До поры до времени, однако, этот процесс оставался контролируемым. Дело в том, что критический возраст оставался достаточно большим. До его наступления школьник успевал усвоить большой объем знаний и импринтировать ряд принципиально важных для дальнейшей учебы навыков. Кроме того, в возрасте 14-16 лет уже вполне ощущается эффект «социального турбонаддува» — учись, иначе попадешь в армию. И старшеклассники учились: отсутствие всякого интереса к этому процессу частично компенсируется осознанием его жизненной необходимости.

Однако в последнее десятилетие возраст потери познавательной активности упал до 10-11 лет и продолжает неуклонно снижаться.

Это означает, во-первых, что возникает зазор в четыре-пять лет, когда ребенку уже неинтересно учиться, но он еще не способен понять, зачем это ему нужно. Во-вторых, когда осознание все-таки приходит, оказывается, что пропущено слишком много — притом не только знаний, но и умений [304] .

Современные педагогические техники непригодны для преодоления «познавательной ямы» глубиной более чем в два года.

304

Бесполезно учить решению химических уравнений школьника, не понимающего принципов решения алгебраических уравнений. Практически невозможно справиться с задачами по элементарной физике тому, кто плохо владеет навыками устного счета. Нельзя написать хорошее сочинение при отсутствии привычки к чтению.

Причины снижения возраста потери познавательной активности неизвестны. Строго говоря, не доказано даже, что такое снижение действительно произошло. Наблюдения практикующих учителей, однако, свидетельствуют о серьезных отклонениях развития современного школьника от периодизации, предлагаемой классической возрастной психологией.

Представляется естественным связать эти отклонения с резким возрастанием на границе раздела фаз совокупных информационных потоков через социосистему [305] . Как следствие, у ребенка очень быстро формируется адекватный, то есть взрослый, тоннель Реальности. Это приводит к подавлению в психике ребенка характерных детских информационных структур, отвечающих, в частности, и за повышенную познавательную активность. Иными словами, дети теряют способность быстро усваивать новые сведения просто потому, что становятся информационно взрослыми.

305

Речь идет об аналоге явления информационного автокатализа в управленческих системах.

Оргпроект: «Корпорация «Образование»».

Создавая стратегию за образование, прежде всего необходимо выстроить целевую рамку. Определенным достоинством современной реформы является как раз наличие такой рамки. Греф, Фурсенко и Филиппов исходят из того, что образование должно быть дешевым, всеобщим, отвечать демократическим принципам и соответствовать трендам, заданным ЕС. Начальное, среднее и высшее образование рассматривается как единый комплекс, причем деятельность этого комплекса ориентирована исключительно на повышение управляемости социума. Поскольку на это же направлена стратегия Русской православной церкви, реформа де-факто (а сегодня уже и де-юре) нарушает принцип отделения школы от церкви. Определенное влияние на позицию «реформаторов» оказывает военное лобби.

С подходом «реформаторов» можно было бы согласиться, если бы не тяжелое геоэкономическое положение страны. Поскольку индустриальное производство в России неконкурентоспособно, страна может развивать либо сугубо сырьевые отрасли (причем предпочтительно «запрещенные» в контексте современного международного права [306] ), либо же — высокоинтеллектуальное информационное постиндустриальное производство. Иными словами, в геоэкономическом пространстве Россия разделена между «Крайним Югом» и «Крайним Севером». Принципы реформы, предложенные Грефом и Филипповым, не соответствуют в общем ни «северному», ни «южному» направлению развития экономики. Однако экономика «Крайнего Юга» малочувствительна к уровню образования, поэтому, следуя путем реформы, Россия окажется в лагере стран-изгоев [307] , таких как Афганистан, Таджикистан, Бирма.

306

Поскольку по географическим условиям Россия не может монополизировать «белый» рынок сырья ни в одной области, значимой для мировой экономики. С другой стороны, те же условия благоприятствуют монополизации «черного рынка».

307

В рамках геоэкономики страны-изгои выполняют малоуважаемую, но весьма полезную функцию: они снабжают мировое сообщество товарами, которые сплошь и рядом необходимы (и потому высокорентабельны), но которые формально никто не производит. Речь идет о некоторых видах боеприпасов и вооружений, о наркотиках, о химических и биологических ядах, о расщепляющихся материалах. К экономике «Крайнего Юга» относится также торговля произведениями искусства, контрабанда (в частности, контрабанда археологических находок и запрещенных к вывозу биологических объектов), некоторые особо вредные производства. Понятно, что мировое сообщество заинтересовано в существовании таких стран: они входят в систему мирового разделения труда и получают свою долю квазиренты. Но понятно также, что особого почтения страны-изгои не вызывают, и любое государство «Крайнего Юга» в любой момент может подвергнуться «примерному наказанию» Во всяком случае, элиты стран-изгоев не входят в мировую корпорацию.