Самовар с шампанским

Донцова Дарья

Из столовой послышались громкие голоса и заливистый хохот.

– У нас гости! – испугалась я.

– Нет, – возразила Фиса, – только свои чай пьют.

– В полночь? – поразилась я. – Зоя Игнатьевна всегда ложится спать не позднее одиннадцати.

– Сегодня она изменила своей привычке, – поджала губы Фиса. – Ржет, как лошадь! Петр Андреевич рассказывает исторические байки. Он столько интересного знает! Пойду на кухню, охота дослушать, чем встреча Пушкина и Лермонтова с Ломоносовым закончилась.

Анфиса шмыгнула в коридор, я на цыпочках

стала красться к лестнице на второй этаж. Александр Сергеевич и Михаил Юрьевич никогда не общались друг с другом, совместно пьют чай они только в анекдотах. А Михайло Васильевич умер до того, как великие поэты появились на свет. Ладно Анфиса, она не получила образования и поэтому верит любым глупостям. Но Зоя Игнатьевна! Она-то по какой причине «ржет, как лошадь», слушая моего эрзац-папеньку? Еще вчера, услышав из чьих-нибудь уст сагу про встречу в одной гостиной основателя МГУ и двух великих поэтов, бабушка Феликса, мило улыбнувшись, со словами: «Прошу меня простить, устала, мигрень началась», резво бы скрылась в своей комнате. И Анфиса ни за какие пряники не пристегнула бы к платью аляповатую брошь из пластмассы, подари ее я. Что происходит? Петр гипнотизер?

Не желая, чтобы кто-нибудь влез без стука в мою спальню, я заперла дверь на ключ и позвонила Жоржу Перье.

– О, моя радость! – воскликнул комиссар. – Почему ты не спишь? В Москве за полночь, или я ошибаюсь?

– Разбудила тебя, – смутилась я. – Как всегда, забыла про разницу во времени. У вас же совсем раннее утро.

– О нет! Теперь я встаю в полпятого, ложусь в восемь вечера, – отрапортовал Жорж, – на острове все так живут. Сначала я неудобство испытывал, а теперь привык и удивляюсь, как я мог прежде до четырех утра в душном кабинете сидеть?

– В Париж не собираешься? – поинтересовалась я.

– Из рая в ад? Никогда! Что мне там делать? – удивился Перье. – Ты в курсе, что вся рыба, которой торгуют в Европе, отравлена ртутью? И овощи химические, а одежда сплошная синтетика. А здесь продукты натуральные. У меня на огороде…

Я не поверила своим ушам:

– Ты завел грядки?

– Конечно, я выращиваю амбронию, – похвастался Жорж. – Она у меня самая крупная на острове. Позавчера на выставке фермеров я медаль за нее получил.

– Извини, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Твоя амброния фрукт или овощ? – призналась я.

– Птица, – растолковал Жорж, – выращивается для почты, она с острова на остров письма доставляет. Ее не едят! Слопать амбронию – это все равно что сделать котлеты из Хуча!

– Птичья почта, – восхитилась я, – прямо как в романах Жюля Верна. А электричество у вас есть?

– Не в первобытном мире живем, у нас цивилизация, – обиделся Жорж, – и мобильная связь работает, ты сейчас со мной по телефону разговариваешь. Правда, с Интернетом проблемы, он иногда рушится. Но мне это нравится, не желаю новости знать и почту в Сети не проверяю. У нас очень хорошо, и птицы письма носят, потому что островитяне ратуют за естественность. Приезжай в гости, увидишь рай и захочешь в нем остаться.

Я усмехнулась. Учитывая нестабильный Интернет и нежелание Жоржа проверять электронную почту, ответ на свое послание Дегтяреву придется ждать пару лет.

– Зачем я тебе понадобился? – спросил Жорж.

– Помнишь кражу драгоценностей герцогини Шевальер?

– Не каждый день исчезают исторические побрякушки, – хмыкнул Перье. – Их украли в начале девяностых. Этим занимался Роже Барбье, очень опытный следователь, но он так и не выяснил, кто украл ювелирные изделия, заработал инфаркт и умер. Сначала меня к Барбье прикрепили, но потом перебросили на другие дела, на подхвате у Роже остался Николя Васкос. Ты его знаешь, он после кончины Роже со мной работал. Я пошел на повышение, обзавелся подчиненными.

Я напрягла память:

– Смешной, тощий рыжий парень, весь в веснушках? Носил круглые очки, отчего здорово смахивал на сову?

– Ну, теперь он толстый и лысый, – рассмеялся Жорж, – занимает мою должность.

– Можешь попросить его завтра встретиться со мной? – обрадовалась я. – В кафе «У Андре». Очень надо, попробуй уговорить Николя.

– Думаю, он не будет сопротивляться, ты ему нравилась, он все спрашивал, какие у нас отношения и не буду ли я против, если он за тобой приударит, – насплетничал Жорж.

– С ума сойти! Я же старше Николя! – пробормотала я.

– О! Моя дорогая! Курага всегда слаще зеленого абрикоса, – проворковал Перье. – Так ты в Париже! Ну и как он там без меня поживает? По утрам все прохожие по-прежнему в собачье дерьмо наступают?

– Прилечу завтра первым рейсом, – уточнила я. – Собачки, как всегда, везде гадят, а парижане за ними убирать не собираются, с пакетами не ходят.

– Приятно знать, что в безумной Европе существуют стабильные вещи. Во сколько Николя надо прийти в кафе?

– В обед, – предложила я.

– Супер! Ровно в час дня он тебя встретит, – пообещал Жорж.

Мы поболтали еще пару минут, потом Перье вдруг воскликнул:

– Вроде в деле о драгоценностях Шевальер прослеживался русский след.

– Какой? – тут же встрепенулась я.

– Не помню, – вздохнул Жорж, – но Николя тебе точно о нем расскажет.

Я положила телефон на тумбочку, открыла айпад и начала рыться в Интернете в поисках владельца медцентра по имени Андрей, у которого год назад умерла дочь-наркоманка по имени Яна.

Глава 28

Париж встретил меня дождем, поэтому расстояние от такси до дверей кафе я преодолела одним прыжком.

– Бонжур, мадам, – прочирикала официантка, – все занято, могу предложить сесть у стойки, там как раз осталось местечко.

– Меня ждут, – объяснила я, – такой рыжий, в веснушках и смешных очках.

Официантка принялась озираться.

– Бонжур, Даша, – произнес за спиной хриплый баритон. Я резко обернулась.

Около меня стоял полный лысый мужчина, на его шее болтался темно-синий шарф.