Самоволка
Шрифт:
– «Гжелка», я – «Агдам». Как слышите? Приказ командующего – второй роте построиться на позиции. Повторяю…
Дориан покрутил колесико на бинокле. В следующую секунду он удивленно охнул: кочки на холмах зашевелились, и из травы один за одним начали подниматься вооруженные солдаты.
– Хорошо прячетесь! – невольно воскликнул он.
– Чему учили, – пожал плечами Деникин.
– Через несколько минут я собираю старших офицеров в штабной палатке. Вас также жду. Затем сможем вместе отужинать.
– Спасибо, но перед боем
– Ах да… – Дориан хмыкнул. – Легкость в голове и желудке, я понимаю…
– Вовсе не легкость, господин министр. Причина в другом: если пуля пробьет переполненные пищей кишки, в животе очень быстро образуется гнилая помойка. И тогда никакой врачеватель за вашу жизнь не даст и гроша. А так – есть шанс.
– Да-да, я знаю. – Дориан кивнул, нахмурившись. – Жду вас на совещании, генерал.
«Хм, неужели эти идиотские балахоны делают их незаметными? – подумал он. – Или же им помогли сумерки? Нет, определенно это сумерки».
Степан выбрался из кабины и принялся разминать мышцы, одновременно глазея на висящие в небе дирижабли. Сегодняшняя бесконечная езда вымотала его, тем более машина не отличалась избытком комфорта.
Потом его внимание привлекла странная процессия. Впереди важно вышагивал высокий человек в шляпе, в расшитом блестящими нитками длиннополом фиолетовом мундире. Вид его был сколь напыщенным, столь же и неуместным здесь. Казалось, он перенесся в военный лагерь из дешевой оперетты.
Рядом с ним вилась стайка разнокалиберных военных чинов, явно местных, а не пограничников.
К искреннему изумлению Степана, человек вдруг остановил взгляд на нем – и направился прямо к нему. Свита не отставала.
– Исса кведр оссо, – проговорил незнакомец, остановившись в трех шагах от Степана и сложив руки на животе.
Степан растерянно кивнул и выдавил из себя что-то вроде «угу».
Человек в шляпе снова заговорил. Речь его лилась неторопливо и степенно. Чувствовалось – он привык, что его всегда терпеливо слушают. Степан на всякий случай продолжал время от времени кивать.
Наконец он закончил. Причем последняя интонация была явно вопросительная. Незнакомец смотрел на Степана и ждал ответа на какой-то свой вопрос.
– Аманут… – обреченно произнес Степан, поскольку это было единственное слово, о котором он хоть немного знал.
– Аманут! – повторил незнакомец – и вдруг легко рассмеялся. Смех добросовестно подхватили его спутники, после чего вся странная компания пошла дальше.
Степан протяжно выдохнул и отер пот со лба.
– Ничего себе друзья у тебя… – сказал подошедший из темноты Борщик.
– А кто это?
– Ты даже не знаешь, кто это?! – изумился тот.
– Не знаю… по-моему, он обознался.
– Это, знаешь ли, сам господин Умбару, геральд-министр местного двора. И он же командует сегодняшней операцией. Ты точно с ним не пересекался?
– Не припоминаю… А что он говорил-то?
– А
– Ни слова.
– Что ж ты, капитан, даже языка местного не выучил?
– Не пришлось пока.
– Странный ты, капитан. Непонятный. А говорил он, что рад видеть тебя в своих рядах. Просил не слишком лезть под пули, потому что впереди у вас много важной и интересной работы. Так что береги себя! – Борщик хлопнул его по плечу. – Приближенный ты наш!
– Да ничего я не приближенный, обознался он!
– Слушай, пока тебя в королевские покои не повели под белы рученьки, проверь машину, ладно? А то неохота раскорячиться где-нибудь посреди степи. Ночь долгая будет. Мы с ребятами пока тебе горючки принесем. Да и себе…
Степан остался один на один со «спиртовкой». Он походил вокруг, постучал по колесам, попытался залезть под капот, но не смог даже понять, как тот открывается.
Он сел прямо на траву, прислонившись к колесу. Обстановка в лагере постепенно менялась. Меньше стало отдыхающих и расслабленно шатающихся. И вообще людей становилось меньше с каждой минутой. Целые команды поднимались и уходили на позиции. Проехали мимо, сотрясая почву, четыре огромных грохочущих танка, отравив воздух кислым дымом.
Гасли костры, стихал гомон. Теперь чаще слышались громкие голоса радистов, пытающихся связаться с кем-то через свои громоздкие ламповые аппараты.
Степан вдруг ощутил, что его пробирает неприятное чувство – беспокойство, неумолимо переползающее в страх. Днем этого не было – он носился туда-сюда, и не находилось лишней секунды заглянуть в себя.
На его глазах начиналась война. Он не имел к этой войне никакого отношения, более того – являлся тут лишним и нежелательным. Но при этом был вынужден оставаться в кругу событий.
А может, уже и не стоит? Что-то изменять – поздно. Помочь Борьке уже никак нельзя. Да он скорее всего уже сам себе помог. Двое пленных кечвегов поселили у Степана уверенность, что вся его затея с переодеванием и попыткой предупредить Бориса – самонадеянная глупость.
Кечвеги и сами знали о грозящем нападении. Иначе не отказались бы от предложенной свободы. Оставалось непонятным, зачем они так настойчиво стремились в плен – ну, это их дела…
Прыгнуть в машину, да и укатить отсюда ко всем чертям. Если что – можно козырнуть жетоном перед любым патрулем.
Добраться до ближайшего города, раздобыть гражданскую одежду, да и сдаться пограничникам: отправляйте меня домой.
Правда, допрашивать будут наверняка. Как попал, откуда пришел… Врать придется много, а это чревато новыми проблемами.
Ни к какому выводу или решению он прийти не успел, поскольку появился майор с бойцами. Все были веселыми и возбужденными, попахивало спиртным.
– Будешь? – Борщик протянул Степану простую армейскую флягу.
– А, давай, – махнул рукой тот и приложился к горлышку.