Самойловы-2. Мне тебя запретили
Шрифт:
— Я был на съемках, ты же знаешь.
— Да какие к черту съемки, когда со мной такое!? — перехожу на крик. — Где ты был весь месяц, мать твою?
— Вот я приехал, когда освободился, — тоже повышает голос.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться и унять слезы. Я устала плакать.
— Что врачи говорят? Это надолго с тобой? — переводит тему.
— Тебе лучше знать, из нас двоих ты любишь читать таблоиды. Как там, кстати, твоя популярность? Выросла благодаря моему несчастному случаю?
Я вижу, как Райан напряжен и зол. Даже не взял меня
— Послушай… — начинает после затянувшейся паузы. — Между нами давно все не так… В последнее время мы часто ссоримся. И это все, — он обводит палату руками. — Неизвестно, на сколько теперь с тобой. А у меня сейчас много новых проектов, я не смогу уделять тебе достаточно времени...
— Что? — перебиваю его. — Ты бросаешь меня?
Парень несколько секунд мешкает, будто пытается набраться смелости. Капитан Америка не такой уж и храбрый, это я уже давно поняла.
— Я думаю, что нам лучше расстаться, да, — наконец-то произносит.
Между нами снова воцаряется оглушающая тишина, прерываемая только пиканьем аппаратов. В висках пульсируют его последние слова.
— Уходи, — глухо говорю.
— Натали…
— Уходи, — повторяю громче. — Уходи, Райан.
Он шумно выдыхает, несколько секунд просто смотрит на меня, а затем встает и действительно уходит.
Мое сердце не разрывается от боли, горло не сдавливают слезы. Просто я теперь думаю, а кто еще от меня уйдет. Райан первый, но не последний.
Через три дня после Джексона ко мне приезжает Леруа. В отличие от моего бывшего парня он звонил мне регулярно.
— Как твои дела? — садится у койки.
— А ты как думаешь?
Взгляд Антуана тоже перемещается к инвалидному креслу в углу палаты.
— Мне очень жаль, что с тобой это случилось.
— Мне тоже.
Вздыхает. Эти томные вздохи и выдохи гостей у моей койки нервируют уже не меньше пикающих аппаратов, к которым я по-прежнему подключена.
— Я пришел серьезно с тобой поговорить.
— Я слушаю.
— Мне очень жаль, что с тобой случилось такое несчастье, — повторяет. — Тебя ждало очень большое будущее, Натали. Но в один миг все оборвалось, — замолкает.
Я смотрю ровно на белую стену перед собой, ожидая, что же он скажет дальше. Хотя я уже и так знаю. Условия моего контракта с Леруа пересматривались несколько раз и всегда — только в мою сторону. Но один пункт от первоначальной версии документа, выгодной Антуану, все-таки остался.
Пункт о том, что он может разорвать со мной контракт в одностороннем порядке, если из-за состояния своего здоровья я не смогу исполнять функции модели.
— Я вылечусь, Антуан, — обещаю. — Я встану на ноги.
По щекам уже побежали слезы, потому что я понимаю, что в эту самую секунду я теряю дело всей своей жизни. Я теряю то единственное, что умею. Я теряю свое призвание, я теряю себя.
— Я говорил с врачами, Натали. Ты не сможешь ходить.
Я не выдерживаю и громко всхлипываю, уткнувшись лицом в ладони. Леруа сейчас озвучил то, что боялись говорить вслух
— Возможно, однажды медицина шагнет сильно вперед, и тебя поставят на ноги. Но пока это невозможно, Натали. Мне очень жаль, детка, но я вынужден разорвать наш контракт. Прости меня.
Я продолжаю всхлипывать в ладони, отказываясь верить в услышанное.
Вдруг это сон? Вдруг я сейчас проснусь у себя дома в Малибу и начну собираться но новую съемку?
Стул издает скрип, и Антуан поднимается на ноги. Его губы касаются моей макушки.
— Ты была моей самой яркой звездочкой. Прощай.
И он равнодушно уходит, оставляя меня захлебываться слезами.
Они все уходят. Они все отказываются от меня. «Армани» разрывает со мной контракт. «Ив Сен Лоран», «Гуччи», «Диор» отзывают свои приглашения на участие в неделе моды. «Луи Виттон» и «Баленсиага» отменяют наши договоренности о фотосессиях. «Кензо» приостанавливает наши переговоры о рекламе их новой туалетной воды. Американский «Вог» аннулирует контракт о съемке для их сентябрьской обложки.
Все отказались от меня.
Все бросили меня.
Я сижу в ненавистном инвалидном кресле в своей старой комнате в московской квартире родителей и смотрю в окно. По тротуару туда-сюда снуют люди. Куда-то спешат, куда-то бегут. Тонут в своих ежедневных делах, заботах, проблемах. Но они даже не подозревают, насколько на самом деле счастливы. Ведь все они могут ходить.
Человек никогда не ценит то, что имеет, и ему всегда всего мало. Люди вечно недовольны, вечно ноют. Девушки переживают из-за сломанного ногтя, мужчины расстраиваются, если не успевают посмотреть матч любимой команды. Кто-то ругается на официанта в ресторане из-за того, что блюдо слишком пересолено, кто-то скандалит с парикмахером, потому что его не так подстригли.
Какие же люди глупые. Они могут ходить, дышать, говорить, у них есть дом, работа и ежемесячная зарплата, а они все равно недовольны и ноют.
Вот с кем так эмоционально говорит по телефону этот мужик у светофора? Какая у него проблема? У него есть ноги, и он может на них ходить, но не понимает, какой это на самом деле Божий дар.
Открываю окно, чтобы попробовать расслышать, что он говорит.
— Деньги мне верни, придурок! — доносится до меня его крик вперемешку с гулом проезжающих по дороге автомобилей. — Мне нужны мои деньги! Я тебе занимал на два месяца, а уже четыре прошло! Ты когда мне возвращать собираешься?
Деньги, деньги, деньги. Как же люди любят деньги. Маму родную готовы за них продать.
Мне 21 год, и я сама заработала 60 миллионов долларов, у меня особняк в Малибу, эксклюзивные дизайнерские шмотки, пошитые самыми известными домами моды специально для меня, всемирная слава и много чего еще, но я никогда не смогу ходить.
Стоит ли все то, что я заработала, такого простого человеческого умения, как ходить? Этот мужик, который так переживает за свои деньги, согласился бы на всю жизнь остаться инвалидом в обмен на 60 миллионов долларов?