Самозванец. Кровавая месть
Шрифт:
— Боязно мне его что-то.
— Ты, красавица, не каменных бойся, а живых, — заявил живой мертвец поучительно.
Сын же его промолчал: он решал для себя, какой ему русалка больше по душе — в природном своем зеленом виде или в мужской шапке и больших для нее сапогах. И тут кольнуло его в сердце: а вдруг кто из супостатов узнает на Зелёнке вещь, принадлежавшую товарищу?
— Что-то я, дяденька, не поняла, тебя самого мне бояться али нет?
— Тут, Зелёнка, не до смеха, — скучно вымолвил Сопун. — Как бы не разглядели на тебе снятую с мертвых
— А я раздеваться не согласная, — русалка закусила губу и с надеждой взглянула на Серьгу, ожидая от него помощи. — Привыкла я к теплу, не замерзнуть бы мне теперь в одной рубашке.
Мертвец Серьга, не отрывая глаз от корчмы, бросил:
— В сумерках не разглядят. А вот, как ты мимо дозорного пройдешь, ума не приложу. Ну скажешь ты, что хозяйкина племянница, а он хозяйку и позовет… Слушай, сынок, ты ведь колдуном слывешь! Сумеешь ли отвести дозорному глаза?
— Худо-бедно отведу, если он человек… — И тут Сопун хлопнул себя ладонью по лбу. — Если человек?! А вдруг это ихний упырь? Из дозорного кровь уже выпил, его папаху надел и поджидает, пока кто-нибудь из корчмы выйдет ему на ужин? Его, упыря, ведь Зелёнка защекотала — ему ли ее не узнать? Ему и к лисьей шубенке присматриваться не придется!
— Да ладно уж, — улыбнулась русалка, — придумаю чего-нибудь. Постараюсь к двери с тылу подойти, от этих развалюх во дворе… Только дайте мне с собою пару осиновых кольев.
— Вот сын мой тебе даст… А ты не забыла, чего в корчме делать будешь?
— Помню, помню… — Зелёнка ухватилась за протянутую Сопуном руку. Оказалось, что она очень неуверенно чувствует себя на склоне кургана.
— Сынок! — повысил голос Серьга. — Будешь возвращаться, прихвати с собою большую пищаль, самопал да все к ним припасы.
Внизу Зелёнка снова упала в объятия Огненного Змея, а Сопун нашарил в телеге и протянул ей два коротких осиновых кола. Она сунула колья за пазуху, кивнула и опять закинула руки на шею Змею. Тут Сопун присвистнул и принялся рыться в кузове. Вытащил узелок и похлопал русалку по плечу. Она повернула головку:
— Почему мешаешь мне с милым дружочком попрощаться?
— У корчмы не видно собаки. А что, если мы ее просто не увидели?
— Собаку?!
— Вот я нашел для тебя кость, чтобы бросила собаке. Окорок вепря с остатками мяса. Сам добыл, сам коптил…
— Сам и доедай, колдун! Для собаки достаточно и голой кости, а ты от голода уже на ногах не держишься. А у меня времени прибавится с любезным другом попрощаться, помиловаться.
Когда Сопун, тяжело дыша, поднялся на курган, отец его, не оборачиваясь, пробормотал:
— Тебя, сынок, только за смертью посылать…
— Все хотел я тебя спросить: зачем тебе за Смертью посылать, батя? — задыхаясь, ответил колдун. — Подожди, пока у тебя мясо с костей отвалится, и со своей неразлучною косой сам за Смерть сойдешь… Скажи мне лучше, почему велел сие оружие на самую верхушку тащить? Можно было бы и у телеги его набить…
— Слышу, закусывал ты… Копченой свининой от тебя несет. Дело доброе, что догадался подкрепиться. А насчет оружия, так здесь, наверху, дольше светлее будет. И мы, пока с ним возиться станем, сможем посматривать, что делается у корчмы.
Разложил Серьга ружья и припасы к ним на выцветшей траве, заявил важно:
— Ты самопал возьмешь, он попроще будет, а я уже большую пищаль. Вот гляди, как заряжается…
Живой мертвец осторожно снял крышку с пороховницы, наполнил ее порохом по самые края и пересыпал зелье в ствол самопала. Закрыл крышку и отдал пороховницу сыну:
— Привесь к поясу. Да ствол, ствол не наклоняй, высыплется зелье!
Потом Серьга нашел в перевязи немца-пищальника вшитую сумочку с пыжами и два из них вытащил. Пыжи оказались бумажными, а на клочках вытеснены черные буквы. Грамотный Серьга кинулся было читать, однако чужие начертания букв («alten Dracole… …Bruder haben…») сразу охладили его. Забормотал:
— Надо же… Сподобился наконец печатную книгу увидеть, да и та немецкая, да и ту глупый немец разорвал на пыжи… Давай мне пулю из той сумочки, а сумочку — себе к поясу… Так… Шомпол, шомпол подай! Ту палочку, что покороче, говорю.
Круглую тусклого свинца пулю Серьга обернул пыжом и шомполом задвинул ее в ствол до упора. Затем взял с земли натруску, показал сыну, как открывается и закрывается полка, заставил самого открыть и насыпал на нее пороховой мякоти.
— Видишь в стволе скважинку просверленную? Это затравка. Мы должны протолкнуть в нее побольше тонко растертого зелья, чтобы, когда пыхнет на полке, огонь по затравке добрался до заряда в стволе. Понял?
— Да ничего я не понял, батя… То ли дело из лука!
— Ладно, потом когда-нибудь поймешь. Натруску к поясу цепляй, кому говорю! Сейчас бы нам тонкую травинку какую. Эй, а ну подай сюда свою иголку!
Попробовав сначала использовать острие драгоценной иголки, Серьга ее перевернул и принялся уже тупою стороною заталкивать пороховую мякоть в затравку. Потом закрыл полку крышечкой.
— Теперь не высыплется… Однако, если дождь пойдет или там снег, прячь замок под полу. Промокнет зелье, уже не выстрелит самопал, понятно?
— Что ж в том понятного? И где тут замок? Ты мне про замок ничего не говорил, батя.
Показал Серьга замок и поведал, что, кроме полки с крышкой, состоит он из курка со спуском, а в губки курка вставляется конец фитиля.
— Видишь, он уже вставлен, фитиль, и конец его обгорел, а нам теперь надо губки разжать немного и продвинуть фитиль вперед. Вот так. Теперь поджечь фитиль в губках — и можно стрелять. А стреляем так. Открываем крышечку полки. Прицеливаемся по стволу, вроде как из лука по стреле, потом осторожно тянем вот здесь, за спуск, пружинка сжимается, а курок наклоняется с горящим фитилем к полке. Пороховая мякоть на полке вспыхивает, а ты крепко держишь самопал, пока не выстрелит. Отпускаешь палец, и курок возвращается на место. Можно снова заряжать. Теперь подай сюда большую пищаль…