Самозванец
Шрифт:
На месте!
И приказ этот был исполнен. Ночью в Кремле убили троих неизвестных.
19
Майская румяная заря заливала небо и землю. Пламенели, как маков цвет, и маковки, и луковки, и купола.
Марина спала, сбросив одеяла, раскинув ноги и руки - так богатырски спят дети.
Нежность дотронулась до сердца Дмитрия и - тотчас все тревоги встали перед ним.
Через минуту-другую он был одет. Поспешил к Басманову. Басманов ночевал в ту ночь во Дворце.
– Все спокойно, государь, -
– Забрело трое людей, но их убили.
Дмитрий вышел на Красное крыльцо. Здесь государя ожидал Власьев.
– Надо приготовиться и подготовить наших гостей к завтрашнему потешному взятию Сретенской крепости.
Да смотри, Афанасий, говори с послами твердо. Коли будут упрямиться, намекни, что войско собрано, а куда пойдет, то - один государь знает.
– Не круто ли?
– Понятливее будут, а то уж больно бестолковы.
Ушел довольный, мечтая пробудь Марину ласками.
В это время как раз менялась стража. Стрельцы, выставленные на ночь возле польских казарм, ушли домой.
Покинула дворец рота Маржерета, сам он то ли был болен, то ли сказался больным, но на службе его не оказалось.
Для своих думных дел поспешали в Кремль бояре.
Первыми через Фроловские ворота прошли Василий Голицын и трое Шуйских, Василий, Дмитрий, Иван. Дверь во Фроловские ворота так и не закрылась более в тот день.
Сразу за боярами - хлынула толпа вооруженных людей.
Ворота были заняты и отворены. Стража, побросав оружие, бежала в город.
– Вот уж одно дельце сделалось, - приговаривал Василий Шуйский, садясь в седло.
– С Богом!
И поскакал через Красную площадь в Торговые ряды.
Набат ударил сначала у Ильи Пророка, потом на Новгородском дворе, и пошел рокот, покатил по всей Москве так рьяно, с таким рыком, будто медведь на задние лапы встал.
Народ высыпал на улицы и, еще не зная, что и почему, тянулся на Красную площадь. А там уж кричали:
– Кремль горит! Литва царя убивает!
Поляки, вышедшие из своих домов и казарм, принуждены бьыи защищаться и отступали обратно в дома.
Немецкая пехота построилась в боевые порядки, развернула знамена, но народ, вооруженный чем попало, загородил дорогу. Пришлось и немцам свернуть знамена и уйти в казармы.
Василий Шуйский успел облачиться в доспехи и теперь в латах, в шлеме скакал со своим дворовым полком через Спасские ворота, и все взоры были устремлены на него. В одной руке у него сверкал обнаженный меч, в другой крест.
Спешился у паперти Успенского собора, приложился к иконе Владимирской Богоматери и, выйдя из храма, направил и крест и меч в сторону дворца.
– Идите и поразите злого еретика! Бог с нами! Бог оставил отступника!
И снова Дмитрий одевался, как на пожар.
За Басмановым посылать не пришлось, встретились в дверях.
–
– Не верил мне. А ведь вся Москва на тебя собралась!
Кругом измена! Во дворце тридцать телохранителей - остальные все ушли. Спасайся, государь. Я задержу их.
Дмитрий выхватил бердыш у телохранителя Шварцгофа, ударил бердышем в окно. И, замахнувшись на толпу, закричал:
– Прочь! Все прочь! Я вам не Годунов!
Грохнул выстрел, пуля ударилась в подоконник и завизжала, как ведьма.
– Ступай к ним! Скажи им!
– взмолился Дмитрий Басманову.
И тут в комнату вбежал, растопыря руки, здоровенный детина. Басманов рубанул его саблею по голове сверху, во всю силу, и развалил. Телохранители тотчас подхватили тело, выбросили в окно.
– Иду, государь! Иду!
– сказал Басманов и бросил на пол окровавленное оружие.
Дмитрий смотрел на эту саблю, на кровавый след, оставленный зарубленным человеком, и впервые ему пришла в голову простая мысль: "Д ведь и меня могут".
Столько видел убитых, столько рисковал в жизни, и ни разу, ни разу не подумал, что могут... его.
Нагнулся, поднял саблю. Сабля была тяжелехонькая.
20
Басманов вышел на Красное крыльцо один. Увидел Михаилу Салтыкова.
– Зачем ты сюда пришел?
– спросил он его.
– И Голицыны здесь?" Здравствуй, Иван! Здравствуй, Василий!
Ба! Татев! Вот и хорошо, что вас много. Удержите народ от безумства. Бунт и вас погубит. Вас самих. Коли не в первую, так во вторую руку. Царь милостивый. Он умеет прощать... Без государя волки по Москве будут рыскать, как у себя в лесу. Вы только подумайте, что станется с Россией без власти?
Говорил со всею страстью, со всею верою в справедливость своих слов, и не видел, как за спину ему зашел Михаиле Татищев.
– "Иди-ка ты в ад со своим царем!
– крикнул Татицев, по рукоять всаживая в Басманова засапожный нож.
Грохот ног на лестнице вывел Дмитрия из оцепенения, кинулся к спальне. Крикнул:
– Сердце мое, измена!
Большего он не мог сделать для жены. Чтобы что-то сделать, надо вырваться за стены Кремля.
Не выпуская из рук сабли, метнулся по комнатам, забежал в баньку. Окинул взглядом печь, каменку. Здесь не отсидишься. Промедлишь - смерть.
Потайными ходами пробрался в "Каменные палаты".
Палаты выходили окнами на Житный двор, место малолюдное. Отворил окно, положил на пол саблю, перенес через подоконник ногу, подтянул другую. И, прыгая, задел чрезмерно высоким каблуком каменный подоконник. Упал неловко, на одну ногу. В глазах сделалось темно.
Тем временем несчастная Марина, едва приодевшись, кинулась из покоев прятаться. Но куда? Прибежала в подвал, а слуги смотрят. Множество глаз. Вроде бы и участливых. Но не очень.