Самозванец
Шрифт:
– Шла бы ты к себе!
– сказал ей один сердобольный человек.
Марина побежала обратно. К дамам своим, к охране. А по дворцу уже метались искатели царя и царицы. Поток диких грубиянов подхватил ее, понес по лестнице, выдавил на край, столкнул. Она упала, ушиблась. Но никто не обращал на нее никакого внимания - не знали своей царицы. Она снова влилась в поток, и на этот раз ее вынесло на Верх. Зная дворец лучше, чем погромщики, Марина опередила их, забежала в свои комнаты. А рев зверя уже в дверях.
–
– крикнул Марине ее телохранитель Ян Осмульский.
Марина стала за ковер, выскочила, озирая такие огромные, такие предательские, ясные по убранству покои.
Ничего лишнего! И кинулась под огромную юбку своей величавой гофмейстерины.
Ян Осмульский один, с одною саблей, встретил толпу.
Он убил двух или трех осквернителей царского достоинства и даже обратил толпу в бегство, но никто ему не помог. Алебардщики покорно сложили алебарды у ног своих. И он был убит. И растоптан.
– Где царица?
– кинулись убийцы к Маринйным статс-дамам.
– Она в доме своего отца!
– был ответ.
И тут наконец-то появились бояре. Покои царицы были очищены от лишних любопытных глаз.
Марина вышла из своего удивительного укрытия. Ее отвели в другую комнату. Приставили сильную стражу.
Дмитрий очнулся от потока воды - на него опрокинули ведро - увидел склоненные лица стрельцов. Это были новгородсеверцы, те, что пошли за ним с самого начала.
– Защитите меня!
– сказал он им.
– Каждый из вас получит имение изменника-боярина, их жен и дочерей.
– Государь! Дмитрий Иванович! Да мы за тебя головы положим!
Стрельцы устроили из бердышей носилки и понесли государя во дворец.
А во дворе разор. Все грязно, повалено, брошено. Алебардщики без алебард, опускают головы перед государем.
"Господи!
– взмолился про себя Дмитрий.
– Пошли мне милость твою, я буду жить одною правдой! Я очищу душу мою перед тобою, господи. Только не оставь меня в сей жестокий час".
Боярам донесли о возвращении Самозванца во дворец. Заговорщики Валуев, Воейков, братья Мыльниковы кинулись с толпою - убить врага своего. Стрельцы пальнули в резвых из ружей, и двое уж не поднялись с полу.
Но толпа росла.
Дмитрий, сидя на кресле, сказал людям:
– Отнесите меня на Лобное место! Позовите матерь мою!
Все мешкали, не зная как быть.
– Несите меня! Несите!
– приказал Дмитрий и опустился на бердыши.
И тут через толпу продрался князь Иван Голицын.
– Я был у инокини Марфы, - солгал он людям.
– Она говорит: ее сын убит в Угличе, этот же - Самозванец.
– Бей его!
– выскочил из толпы Валуев.
Стрельцы заколебались и стали отходить от царя.
– Я же всех люблю вас! Я же ради вас пришел!
– сказал Дмитрий, глядя на толпу такими ясными
– Да что с ним толковать! Поганый еретик! Вот я его благословлю, польского свистуна!
Один из братьев Мыльниковых сунул дуло ружья в царево тело и пальнул.
И уж все тут кинулись: пинали, кололи и бросили, наконец, на Красное крыльцо на тело Басманова.
– Любил ты палача нашего живым, люби его и мертвым!
Толпа все возрастала, и уже спрашивали друг у друга:
– Кто же он был-то?
– Да кто?!
– крикнул Валуев.
– Расстрига. Сам признался перед смертью.
Никто дворянчику, у которого вся одежда была в крови, не поддакнул.
Кому-то явилась мысль показать тело инокине Марфе.
Поволокли труп к монастырю, вывели из покоев инокиню.
– Скажи, матушка! Твой ли это сын?
– спросил ктото из смелых.
– Что же вы не пришли спросить, когда он был жив?
– черна была одежда монахини, и лицо ее было черно, под глазами вторые глаза, уголь и уголь. Повернулась, пошла, но обронила-таки через плечо: - Теперь-то он уж не мой.
– Чей же!
– Божий.
Смущенная толпа таяла. Нр пришли другие, которые не слышали инокиню. Потащили труп к Лобпому месту.
Озорники принесли стол. На стол водрузили тело Самозванца. На разбитой лицо напялили смеющуюся "харю", маску, найденную в покоях Дмитрия, Этого показалось мало, сунули в рот скоморошью дудку.
Тело Басманова уложили на скамью, в ногах хозяина.
Последнее
Три дня позорила Москва своего бывшего царя. Простые люди глядели на безобразие и плакали.
Тело Басманова выпросил у Думы Иван Голицын.
Басманов был ему двоюродным'братом. Похоронили верного товарища Самозванца возле храма Николы Мокрого.
Тело же Самозванца по приказу Шуйского привязали к лошади и, унижая в последний раз, проволокли через Москву. Упокоили бедного на кладбище убогих, безродных людей за Серпуховскими воротами.
И в ту же ночь ударил мороз. Как ножницами срезал озимые. Скрутил и вычернил листья на деревьях.
– Та погибель на нас от чародейства расстриги!
– будоражили Москву слухи.
– На его могиле синие огни по ночам бродят.
А мороз не унимался. Целую неделю земля в Москве была седой.
Уж кто сообразил? Сообразительных людей в стольном граде всегда много. Могилу убиенного разрыли, гроб отнесли в Котлы. Сожгли вместе с телом, пепел перемешали с порохом и пальнули из пушки в ту сторону, откуда принесло безродного сего соблазнителя.
Тут бы и точку поставить. Но сколько еще детишек-то рождалось у боярышень, у купеческого звания дев, у баб простого звания, горожаночек, крестьяночек.
И ныне бывает. Поглядишь на человека - и узнаешь.