Самозванец
Шрифт:
Граф Вельский все-таки еще любил жену, да и все лучшие его чувства восставали против этих мер.
Но граф Стоцкий умел управлять его слабой волей с дьявольским искусством.
Он убедил его во всем и предложил даже переговорить с графиней вместо него.
— Тебе тяжело будет объясниться с ней…
— Да, голубчик, я даже не знаю, как приступиться…
— Ну, вот, видишь, а я знаю, и все обделаю к общему благополучию.
— Выручай и тут, дружище…
Граф Петр Васильевич позвонил.
— Графиня
— Их сиятельство только что возвратились с прогулки.
— Итак, я пойду… Миссия из неприятных, но чего я не сделаю для тебя как искренний друг… — сказал граф Сигизмунд Владиславович.
— Благодарю тебя…
— Подожди меня… Я скоро возвращусь… Вели подать еще бутылку…
Когда графине доложили о желании графа Стоцкого ее видеть, она раздражительно сказала:
— Просите!
Она дала слово мужу не отказывать в приеме этому ненависти ному для нее человеку и держала это слово.
Графиня Надежда Корнильевна встретила графа Сигизмунда Владиславовича с тем же плохо скрываемым отвращением, которое всегда внушало ей плотское чувство, сказывавшееся в его глазах в ее присутствии.
Он заметил это и с горькой улыбкой произнес:
— Кажется, мне никогда не удастся победить ваше отвращение ко мне, графиня… А между тем клянусь, никто не любил вас и не любит вас так, как я!..
— Перестаньте говорить об этом, граф! — воскликнула она с гордым негодованием. — Или, несмотря на просьбы мужа, я не стану вас больше принимать!..
— Повинуюсь, графиня, но будет время, что вы заговорите со мной иначе! Погибель налетает быстро! Теперь же я являюсь по поручению вашего супруга, спросить вас, не огорчит ли вас его намерение в скором времени прокатиться с друзьями за границу;
— Муж мой хорошо сделал, что выбрал вас посредником, а то мне пришлось бы в лицо сказать ему, что он напрасно лицемерит, спрашивая мое мнение. Мне пришлось бы назвать ему имя девушки, которое заставило бы его покраснеть… А теперь, по крайней мере, все ясно, каковы его поступки, таковы и друзья!.. То же, что он прислал именно вас, еще ярче оттеняет ту непроходимую пропасть, которая залегла между нами обоими.
— Вы опять, как всегда, несправедливы ко мне, графиня, — начал было граф Стоцкий…
— Довольно, передайте моему мужу, что он может уезжать когда и куда он хочет.
— Позвольте, графиня, мне все же объяснить вам. Если я согласился явиться к вам от его лица, то только ради того, чтобы избавить вас от тяжелой сцены. Не скрою от вас, что граф Петр сильно сомневается в вашей добродетели и, приди он сюда, при малейшем противоречии с вашей стороны он, со свойственной ему вспыльчивостью, мог бы забыться.
— И сомнение это раздули в нем вы! — горько улыбнулась графиня Надежда Корнильевна.
— Вы отгадали, графиня. Я счел своим долгом выяснить ему тот обман с медальоном, которому он подвергся на недавнем празднике у вашего отца.
— Вполне похоже на ваш благородный характер.
— Мною руководила одна безумная страсть к вам, графиня.
— Замолчите, нахальный человек! — вскричала она. — Это не откровенность, а цинизм! Вы говорите мне только потому, что уверены в слабохарактерности моего мужа, хотя отлично знаете, чтода всегда была и всегда останусь верна своему долгу.
— А я клянусь вам, что настанет день, когда вы будете моей! — воскликнул вне себя граф Стоцкий.
— Скорее смерть! Никогда!
— Раз я захотел, то это будет… А что касается Ольги Ивановны Хлебниковой, то я не сообщил вам о ней, единственно боясь вас огорчить.
— О, раз вы признали виновность моего мужа, я готова отрицать ее.
— Отрицайте, если вам нравится, но факт останется фактом, — отвечал, нахально улыбаясь, граф Сигизмунд Владиславович.
— Довольно… Я хочу остаться одна… Передайте моему мужу, что я сказала: когда и куда угодно.
— Хорошо, графиня, передам, — злобно улыбнулся он и вышел.
— Все в порядке… Графиня объявила: когда и куда угодно… — смеясь сообщил графу Вельскому Сигизмунд Владиславович.
— Так и сказала? — побледнел тот.
— Так и сказала… Теперь постарайся запастись в достаточном количестве наличными.
— Еще хватит…
— Я буду сам это время хлопотать о том же самом, потому что ты едва ли в состоянии меня выручить…
— Как тебе не стыдно, Сигизмунд! Разве между нами возможен вопрос о каких-нибудь ничтожных нескольких тысячах? Бери у меня всегда сколько захочешь…
— Ты настоящий друг… Благодарю тебя…
— Да полно… Что за пустяки…
— Однако, я тебя выручил сегодня вдвойне, пойдя за тебя объясняться с графиней… Она сегодня раздражена более обыкновенного.
— Отчего?
— Кто-то ей шепнул о твоем мимолетном увлечении.
— Каком?
— С Ольгой Ивановной…
Граф Вельский побледнел, а затем покраснел.
— Но, клянусь тебе…
— Не клянись… Все равно не поверю.
— Послушай, Сигизмунд…
— И слушать не хочу…
— Это, наконец, возмущает меня… — вспыхнул граф.
— Возмущайся сколько хочешь…
— Но ведь это такая мерзость, обвинить человека в том, в чем он не повинен ни сном, ни духом.
— Ха, ха, ха!.. — гомерически расхохотался граф Стоцкий.
— Сигизмунд, я с тобой серьезно поссорюсь…
— Из-за девчонки…
— Но повторяю, клянусь тебе…
— А я повторяю тебе: клянись, не клянись, а я видел своими собственными глазами, как ты за ней ухаживал в этот вечер, а, проходя мимо трельяжа, за которым вы с ней скрылись, совершенно случайно, видит Бог, случайно, подслушал, как ты ей назначал свидание в отведенной ей комнате.