Самозванец
Шрифт:
— Мне тоже жаль ее…
— Тебе жаль ее? Да не ты ли всегда первый против всякого развлечения!
— Из чего это ты заключаешь? Не из того ли, что я не отпустил ее гулять с барышней, с которой она на днях познакомилась?
— Именно!
— Но ведь мы ее совершенно не знаем. Она приходила несколько раз звать Ольгу гулять — вот и все.
— О, нет, она мне обо всем рассказывала. Очень милая барышня эта Софья Антоновна Левицкая.
— Кто же она?
— Ее родители были очень достаточные люди, она сирота, живет у своей тетки, полковницы Усовой, которая очень богата. Она убедительно просила отпускать к ним Олю. Сегодня у них семейный праздник. Надо же доставить девочке удовольствие. Пусть повеселится.
— Но ведь это так далеко… На Васильевском острове и, кроме того, насколько я знаю Олю, она не любит большого общества.
— Вот ты всегда так… Далеко! Что такое далеко? Они поедутна извозчике… Ведь не в лесу, в столице… Через нее и нам честь, а тебе все равно… Как на днях, когда приехала Матильда Францовна Руга, все из окошек повысунулись, чтобы на нее посмотреть, а ты стоял, как пень…
— Ее визит относился не к нам.
— Конечно, она приезжала к Оле, чтобы передать ей два билета в театр, но ведь я ее тетка, а ты мне муж, и она живет у нас. Жаль, что у Оли не было туалета, чтобы поехать с нею в театр.
— А я был очень рад этому… Мне было бы очень неудобно сидеть в первых рядах… Могло случиться, что мой директор сидел бы сзади меня. Нет, Дуня, лучше не в свои сани не садиться! Когда ты поправишься, я охотно возьму вас обеих в театр.
— Ты, кажется, сердишься, что знаменитая Матильда Руга так внимательна и так любит Олю.
— Если хочешь, да.
— Ты дурак.
— Ходят слухи, — продолжал муж, не обратив внимания на привычный для него эпитет со стороны супруги, — что эта певица ведет жизнь далеко не безупречную, и кто знает, что может случиться с Ольгой, если она будет бывать у нее.
В передней раздался звонок, и в комнату впорхнула молодая девушка.
Она приветливо поздоровалась с обоими супругами и бросилась обнимать Ольгу Ивановну.
— Как я рада, что застала вас! Вы не можете представить, как мне хотелось вас видеть.
Она еще раз обняла молодую девушку.
— Но что с вами, вы такая печальная? Случилось что-нибудь?..
— Оно и не удивительно, — пояснила Евдокия Петровна. — Мало того, что девушка скучает до смерти, ее еще срамят…
— Дуня! — остановил ее умоляющим тоном Семен Иванович.
— Значит, скучаете? — спросила Софья Антоновна Левицкая.
— Нет, не скучаю, Софья Антоновна.
— Это нехорошо… вы обещали бросить всякие церемонии и звать меня просто Софи, — перебила ее молодая девушка. — Итак, дальше, милая Оля.
— Ну хорошо, Софи!.. Меня расстроило это письмо…
— Печальные вести из дому? Может быть, там кто-нибудь болен?
— Боже избави от этого… Это письмо от моей подруги, Нади Алфимовой.
— Это дочь банкира?..
— Да… Я ее очень люблю и она меня также…
— Значит, она поверяет вам свои сердечные тайны?..
— Ну да.
— Несчастная любовь?
— Нет, отец выдает ее замуж за человека, которого она не любит…
— Должно быть, какой-нибудь титулованный голыш, которому нужно ее состояние?..
— Нет, человек этот очень богат, гораздо богаче Нади…
— Вероятно, он необразован, неуч, какой-нибудь купеческий сынок?..
— Нет, нет, — насколько я могу судить, у него прекрасные манеры и он отлично образован.
— Так он урод, или стар?..
Ольга Ивановна грустно улыбнулась.
— Ах, нет! — сказала она. — Он очень красивый молодой: человек. Я никогда не встречала мужчины более красивого, чем граф Вельский.
— Граф Вельский… — повторила Софья Антоновна.
— Вы его знаете? — спросила Ольга Ивановна упавшим голосом.
— Нет! — уверяла ее подруга.
Она покраснела, но не потому, что солгала, а потому, что вспомнила, как он видел недавно бегство ее подруги от полковницы Усовой.
— Я его не знаю! — повторила она. — Но судя по вашему описанию, его можно полюбить, даже не видя.
Ольга Ивановна задумчиво покачала головой.
— Говорят, он большой кутила!
— Что это значит? Он ухаживает за дамами?
— Да.
— Да разве это не его обязанность как кавалера?
— Он играет в карты!
— Играть в карты и на скачках — это благородные страсти. Что еще?
— Я больше ничего не знаю.
— Извините, но в таком случае ваша Алфимова совершенная дурочка. Быть может, она любит другого?
— В том-то и дело, что да…
— Это другое дело… Впрочем, и это дело поправимое…
— Как?
— Она может любить его после свадьбы…
Ольга Ивановна посмотрела на нее широко раскрытыми глазами.
Она не поняла ее.
— Как это так?
Они разговаривали, стоя у окна.
В эту самую минуту к ним подошла Евдокия Петровна.
— Идите в гостиную… Там удобнее… Вы ведь сегодня вечером останетесь у нас? — обратилась она к Левицкой.
— Нет, благодарю вас, никак не могу.
— Почему это?
— Сегодня день рождения моей кузины, и у нас соберется небольшое обшеетво… Тетя поручила мне просить вас отпустить к нам Олю.
Семен Иванович был готов восстать против этого желания, но, вспомнив слезы и «положение» жены, промолчал.
— Я со своей стороны ничего не имею против этого, только бы не сказали, что мы лезем не в свое общество…
— Но я вас очень прошу, Евдокия Петровна.
— Я предоставляю решить это моему мужу.
— Будут мужчины? — спросил Костин.
— Очень немного… Двое моих дядей, мой двоюродный брат, жених моей кузины… Во всяком случае, очень скромное общество, в этом вы можете быть совершенно спокойны.