Самозванец
Шрифт:
— Давайте болтать.
— Вы часто пишете Надежде Корнильевне?
— Да, и получаю от нее длинные письма.
— Писала она вам обо мне?
Ольга Ивановна кивнула головой.
— Я боюсь, что она не радуется близости своей свадьбы, как радуются другие невесты, — сказал он. — Я никак не могу отделаться от мысли, что она меня не любит.
— Может быть, до нее дошли о вас ложные слухи… — мягко заметила Ольга Ивановна.
— Вы правы! — воскликнул граф, — О, Ольга Ивановна, вы себе представить не можете, как тяжело быть не понятым там, откуда
Капитолина Андреевна вдруг вспомнила, что не сделала каких-то распоряжений, и ушла. Молодые люди остались одни.
— Да как же я могу это сделать?
— Я знаю, что моя невеста дорожит вашим мнением, И вот, именно ради того, чтобы быть достойным вашего участия, я И хочу, чтобы вы поняли меня совершенно. Я знаю, что меня называют человеком безнравственным, и признаюсь, что вел жизнь пустую и распущенную, но я уже несколько раз пытался изменить ее. Вот и теперь я имею это же намерение.
«Как это с его стороны благородно!» — подумала молодая девушка.
— Я любил несколько раз, любил страстно, безумно. Не одни горячие губы целовали меня, не одни нежные руки обвивались вокруг моей шеи, но все эти любовные приключения удовлетворяли только мое сластолюбие и ни одно из них не затронуло моего сердца. Ни одна женщина не привязала меня к себе надолго, и даже в минуты самых страстных порывов я чувствовал, что в душе моей холодно и пусто. Напрасно старались друзья пробудить во мне чувства, и только тогда, когда я увидел Надю, я ощутил то духовное удовлетворение, тот внешний покой, которого я искал так долго и так напрасно. Когда я получил ее согласие, я сам возвысился в своих собственных глазах и ощутил прилив бесконечного счастья.
«Как счастлива женщина, которую он любит так страстно и свято!» — неслось в голове Ольги Ивановны.
— Эта любовь, — продолжал граф, — не так жгуча, как прежние мои увлечения, которые сжигали сами себя, но тем она глубже, прочнее, и я понял, что она овладела моим сердцем на всю жизнь.
«Бедняжка, — думала молодая девушка, — каково ему знать, что она его не любит».
Она чувствовала к графу искреннее сострадание.
— Я начал ощущать отвращение к жизни, которую вел до сих пор, — снова заговорил граф Вельский. — За мою бытность в Отрадном я понял, что только любовь, чистая, святая любовь может обуздать и исправить меня. Я увидел вас, Ольга Ивановна, и в чистом зеркале вашей души передо мною отразилось все мое нравственное безобразие!
Он тяжело вздохнул.
— О, если бы Надя стала моей женой, а вы подругой, всегда готовой принять участие в моей судьбе, как был бы я счастлив! Останьтесь для меня, Ольга Ивановна, на всю жизнь ангелом света, охраняющим мир в моей душе.
— Чем же я могу содействовать вашему счастью, граф?
— Очень многим! Всем! С той минуты, как я вас увидел, меня охватило чувство, которого я не испытывал
Сердце молодой девушки порывисто билось. «Да, я буду его другом, — думала она. — Надя не полюбит его и мира душевного ему не даст… Так сделаю это я…» Граф Петр Васильевич взял ее между тем за руки. Кровь бросилась ей в голову.
— Так вы будете моим ангелом? — нежно шептал он.
Она была не в силах произнести ни одного слова. Он осторожно обнял ее.
— Одно короткое «да» сделает меня счастливым и хорошим человеком! — с любовью в голосе настаивал он.
В душе молодой девушки происходила еще неизведанная ею борьба.
Не было ли все это происходящее теперь преступлением против ее лучшего друга.
Но ведь Надя не любила его, а разве можно человека оставлять несчастным?
Разве на обязанности друга не лежит подготовить между молодыми хотя бы согласия.
Она невольно поддалась охватившему ее волнению, медленно склонила голову на грудь и дрожащими губами беззвучно вымолвила:
— Да!
— О, благодарю, благодарю вас!.. — воскликнул граф, протягивая к ней обе руки.
Но в будуар вдруг донесся какой-то странный шум — слышались тревожные голоса, какая-то возня.
— Ах, пожалуйста, не уводите ее! — звучал голос полковницы Усовой. — Бал только что начался, пусть она хоть часик украсит его своим присутствием. Не угодно ли вам посидеть с нами и выпить стаканчик вина?
— Ни за что я этого не позволю… — отчеканил мужской голос, по которому Ольга Ивановна тотчас узнала дядю Семена Ивановича. — Она и попала сюда по ошибке… Потрудитесь позвать ее сюда, а если вы этого не сделаете, то я…
Этот голос сбросил девушку с небес счастья на землю скучной действительности.
Она, однако, тотчас выбежала к дяде.
— Что с вами? Что случилось? — спросила она.
Семен Иванович был один, Алексей Александрович, впустив его в подъезд, остался дожидаться на улице возвращения овечки из стада козлов, как он выразился на своем своеобразном языке.
— Меня там все знают… — уклончиво отвечал он на вопросы Костина, почему он отказывается его сопровождать.
— Пойдем скорей… Тебе не следует оставаться в настоящем доме ни минуты, — задыхаясь от волнения, говорил Ольге Ивановне Семен Иванович.
— Да отчего же? Почему ты так спешишь?
— Дай Бог, чтобы я не опоздал только! Идем скорее!
Ольга Ивановна удивленно и досадливо покачала головой, но беспрекословно последовала за взволнованным дядей.
— Ну, что? — встретил их у подъезда Ястребов.
— Вот она… Вызволил… Кажется, не опоздал.
— Конечно же… Это не так скоро делается, — заметил Алексей Александрович.
Молодая девушка смотрела на них обоих с нескрываемым недоумением.
Семен Иванович с племянницею сели на извозчика.