Самуэль Август из Севедсторпа и Ханна из Хульта
Шрифт:
Короткое время Ханна жила у майорши из Моссебу, важной персоны в приходе, чтобы немного подучиться господским манерам. Там ей вроде было неплохо, но однако писала она: «Кажется мне, будто меня заперли в большом шкафу».
Ханна боялась быть запертой. Быть может, именно поэтому, когда время свадьбы приблизилось, она стала колебаться. Наступил тысяча девятьсот пятый год, в июне Самуэль Август и Ханна собрались пожениться. И тут Ханна вдруг начала сомневаться, хочет ли она выходить замуж. Очевидно, они говорили об этом, и Самуэль Август, верно, был в отчаянии, но упоминает он об этом лишь в одном письме: «Надеюсь, что ты больше не станешь повторять «не знаю», перестанешь сомневаться, моя дорогая, и решишься наконец стать моей? А быть может, ты более
Ханна ответила ему лишь через четырнадцать дней: «…Я тебе не ответила на твой нелегкий вопрос, могу ли я, хочу ли я еще любить тебя. Ах, как трудно на него ответить, когда не знаешь сама, чего хочешь. Ясное дело, ты мне мил по-прежнему, и я всем сердцем хочу избавиться от всех сомнений и все же никак не могу решиться на столь важный шаг. У меня уже как бы вошло в привычку радостно думать о замужестве как о чем-то еще очень далеком, а когда оно приближается, мне, словно капризному ребенку, хочется убежать и спрятаться. Да, дорогой мой, я не знаю, поймешь ли ты меня или, скорее, можешь ли простить меня за то, что я иной раз говорю тебе «я не знаю». Я не хочу походить на капризного ребенка и твердо решила поступить скорее против своей воли, нежели против воли родительской. Стало быть, теперь все зависит от их согласия».
Но согласие родителей у Ханны уже было. Похоже, она боялась, а вдруг выйти замуж — это почти то же самое, что сидеть запертой в шкафу, и потому пряталась за спину родителей. Быть может, она хотела успеть сделать что-нибудь большее до своего замужества, девочка она была способная и начитанная. В свидетельстве об окончании школы по всем предметам у нее были оценки «отлично». Одно время она даже хотела стать учительницей, но мать воспротивилась этому. Может быть, она чувствовала, что, выйдя замуж, безвозвратно лишится какой-то возможности?
Самуэль Август ответил на ее письмо:
«Меня радует, что ты столь послушна своим родителям, даже когда речь идет о твоем будущем счастье или несчастье. Однако в таком деле, думается мне, нужно быть самостоятельной, чтобы не зайти слишком далеко. Ибо старые люди не всегда могут понять, кого можно любить, а кого нельзя. Может статься, что они захотят выбрать дочери человека, которого она не сможет любить, а даже наоборот. И потому я хочу, чтобы мы строили наше гнездо, доверясь одной лишь любви, ибо, полагаясь на то, что скажут другие, счастья не построишь».
А в конце он пишет покорно:
«Коли я неверно понял твое письмо, не посетуй на меня, может, я ответил тебе и не так, как следовало. Хочу всегда шептать тебе лишь одно: «Милая ты моя!»
Сомнения Ханны скоро рассеялись. «Ведь я люблю тебя, Сэм», — уверяет она его в одном из писем. И она сделала мудрый выбор — вышла за Самуэля Августа. Тридцатого июня тысяча девятьсот пятого года Юнас Петтер и Лувиса Юнссон справили в Хульте свадьбу своей младшей дочери. И как после уверял Самуэль Август, это была веселая свадьба, «хотя мы не танцевали, не дрались…». Однако жениху было не очень-то весело, оттого что невеста не поехала сразу с ним в Нэс. Ей пришлось оставаться дома еще две недели, чтобы все перестирать и перемыть после свадьбы. «Какой же я был дурень, что согласился на это», — говаривал каждый раз Самуэль Август, вспоминая об этом. Но так уж решила его теща, которая, между прочим, очень любила его. В приходе ее прозвали «Лувиса — мягкие руки», потому что она помогала всем женщинам при родах. Впрочем, характером она мягкой вовсе не была, всегда настаивала на своем.
Наконец Самуэль Август все же привез свою любимую жену в Нэс, где они и прожили вместе пятьдесят шесть лет.
Как только Ханна устроилась в своем новом доме, она написала родителям письмо, которое, без сомнения, их сильно обрадовало:
«Дорогие мои родители! Настоящим письмом шлю вам свое сердечное спасибо за все! Даже если я никогда не сумею показать или выразить свою благодарность моим добрым, любящим родителям, брату и сестрам, любовь к ним согреет мое сердце, и я, поднимая глаза к небу,
Она хотела, чтобы родители поскорее приехали навестить ее, но «…майоршу пригласим, когда приведем в порядок комнату и гардеробы, с этим управимся быстро, как только позовем столяра и маляра. У нас две стельные коровы. Мы с Сэмом были ночью в хлеву, покуда одна из них не отелилась». (Домашние звали Самуэля Августа Сэмом, и Ханна считала, что Сэм в обиходе удобнее, чем Самуэль Август.)
К тому времени отец Самуэля Августа передал ему аренду пасторской усадьбы. Ханна стала новой хозяйкой в доме, а лучшей хозяйки ни один крестьянин не мог бы и пожелать. Она была на редкость толковая во всем, что требуется для жены крестьянина, и ее ценили и уважали повсюду, куда бы она ни пришла. В ней была какая-то естественная уверенность в себе, которую замечали окружающие, и во всех жизненных испытаниях ей на помощь приходил здравый ум. Пасторская семья, ее новые соседи, считали ее «доброй, приветливой и любезной», а Юхан из Вендельбу, маленький старичок, покупавший в Нэсе молоко, считал, что она «как ясный день». После того как она в первый раз налила ему молока, он при встрече с Самуэлем Августом сказал: «До чего же хороша у тебя жена! И, поди, богата к тому же!»
Нет, богатой она не была. Но как говорит мудрый Соломон о прилежной жене: «Цена ей намного выше жемчугов!» А прилежной Ханна была. Читая ее письма родителям первых лет замужества, я вижу перед собой молодую расторопную хозяйку, мастерицу на все руки. Она доила коров и правила лошадьми, пряла и пекла, работала без устали, управлялась со служанками и работниками, словно занималась этим всю жизнь. О своем доме и домочадцах она пеклась так сильно, что когда однажды заболела, то, выздоровев, увидела, что «все сами не свои от радости, что я снова на ногах и стану хозяйствовать».
Она не забывала также помогать бедным и несчастным, которых в то время было немало.
Ее мать, Лувиса — мягкие руки, научила ее помогать тем, кто нуждается в помощи. И верно, она была довольна, получив письмо, которое дочь написала ей после нелегкого дня: «Нынче вечером навестила я бедную женщину в Стенбеккене, у нее малое дитя и муж пьяница».
Но вот и Ханна родила ребенка, хотя, как видно, это не очень-то помешало ей управляться с хозяйством. «Я потеряла покой, — пишет она, — когда услышала, что сестра занемогла и лежит в постели. Во вторник запрягла Фрейю и поехала к ней. В одиннадцать мы выпили кофе, и я поехала назад, к своему мальчику. А мальчик у меня здоровый и славный, — продолжает Ханна. — Я успеваю утром подоить коров, приду, а он еще долго спит».
У нее появились еще дети, всего она родила четверых. И тогда иной раз приезжала бабушка помочь ей, «чтобы я могла хоть ненадолго освободиться и кое-что сделать, вот свинью собираемся заколоть».
А что делал тем временем ее муж? Самуэль Август был передовым крестьянином; человек общительный, он принимал горячее участие в жизни своего края. Он собирал крестьян и организовывал маслобойное объединение, объединение выращивающих племенных быков, объединение коневодов и еще что-то, всего я не знаю. Он во многих отношениях был примером в округе — опытный животновод, земледелец. За время своего крестьянствования он убрал восемьсот груд мелких камней и десять тысяч валунов с пашен Нэса. Возможно, не все камни он убирал своими руками, об этом можно судить по его ответу маленькому сынишке. Из воспитательных соображений он попросил сына убрать с поля несколько камней. Четырехлетний сынишка не захотел этого делать. Тогда отец сказал: «Ну, тогда они останутся лежать здесь и тебе придется их убирать, когда ты станешь крестьянином». — «Нет, — отвечал мальчик, — пусть их работники убирают».