Самум
Шрифт:
– Это тоже фантазия? – шепотом спросила Ирина, Саундер еле расслышал ее. – Вы видели?
– Воображение, – сказал Саундер сквозь зубы.
Данных достаточно, грех жаловаться. А времени нет. Ровно пять секунд, чтобы сообразить: что, собственно, теперь делать?
Падала скорость. Губернаторский транспорт уже несколько минут пер против чудовищной силы ветра. Разумеется, до станции теперь не дотянуть: против того, что надвигается с северо-востока, флаер все равно что муха против цунами.
– Саундер? Что-то не так?
– Придется лавировать. Скорее всего, придется сворачивать к Ирисовому Полю…
– Но мы ведь возвращаемся на станцию?
– Расклад не позволяет, – признался Саундер. – Мы попали в самум. Это буря, сопровождаемая рядом аномалий.
– Что значит…
– Одну минуту.
Поток ветра не был однородным. Автопилот прокладывал маршрут пунктиром; Саундер перехватил управление и начал маневр.
Вниз, к песчаному мареву. Здесь встречный ветер местами слабел. Саундер разворачивал флаер, мысленно благодаря губернатора за все его излишества, за блок с душевой и массажем, за солярий и каждую бутылку в баре: масса транспорта была союзником пилота.
Маневр походил на путь в зыбучем лабиринте, на дорогу в сыре, ежесекундно меняющем очертания. Саундер то и дело промахивался мимо пунктира, намеченного автопилотом: иногда сознательно, делая поправку на изменение обстановки, иногда случайно, не в состоянии погасить инерцию. Вверх; щелкнул автоматический экран, затеняя окна. За стеклом, теперь с другой стороны, снова взошли два солнца – Пес и Щенок. Транспорт перестал трястись и трещать: ветер подхватил его и понес обратно, прочь от станции, как щепку в потоке.
Чувствуя, как пот катится по лбу, Саундер переключился на автопилот. Флаер тряхнуло, но только один раз.
Ирина молчала. Саундер, не глядя, чувствовал ее взгляд. Она молча налила воды, протянула ему; Саундер выпил до дна, не отрываясь.
Песчаное марево внизу представлялось теперь растрескавшейся коркой глины с редкими скалами. Если долго смотреть на него, начинали мерещиться человеческие фигуры, бредущие с низко опущенными головами. Но лучше не смотреть.
– Куда теперь? – тихо спросила Ирина.
– Теперь навестим Ирисово Поле. Заодно спросите, почему у них Будда на пятидесятке.
– У нас дикая скорость, – Ирина поглядела на экран.
– Да. Но у нас приличный запас прочности.
– Саундер, я прошу прощения.
– За что?
– Да за все… Если бы не я, вы бы вообще не полетели.
– Никто не знал, что будут возмущения на Щенке. Это редчайшее явление. Иногда его удается спрогнозировать, чаще – нет.
Он потихоньку расслабился, прислушиваясь к флаеру. Двигатель вроде бы звучал как всегда. Корпус вибрировал даже меньше обычного. Можно подключить программу энергосбережения, вот так. Потому что будь у нас запас энергии, мы могли бы вообще на все наплевать и лететь пока летится, к морю, за море, и болтаться там над кислотной гладью, дожидаясь, пока угомонится ветер. Включить экран на случай дождя; экран, зараза, жрет энергии в три раза больше, чем движок…
– Саундер, – торопливо сказала женщина. – Я давно живу по инерции. Как в вате. Ничего не испытываю, кроме скуки и иногда – омерзения… Вы меня извините, Саундер. Такие, как я, не должны портить жизнь таким, как вы. – Она замолчала, и по ее лицу было ясно, что она сожалеет о сказанном.
– Я прилетел сюда много лет назад, – сказал Саундер. – Уж точно не затем, чтобы вертеться как винтик и всегда думать только об уровне масла, капремонте, рабочих графиках или уборке помещений. Я хотел изменить себя и мир. Хотел, чтобы меня услышал бог. Пусть не большой, творец Вселенной, но хотя бы маленький – бог Ириса.
– Вы…
– Я паломником сюда прилетел! Такое счастье… А потом оказалось, что наш организатор тура – мошенник. Эти шустрилы подделывали чудеса – в промышленных масштабах! Запускали голоса в храмах, иллюминацию… Я тогда отбился ото всех, сам бродил… Все бродил вокруг этих храмов и внутри, в темноте, все молился: бог Ириса, дай мне знать о себе, дай мне знак, дай мне… И ничего он мне не дал, конечно. – Он перевел дыхание. – И теперь я тоже живу по инерции. Это не так плохо.
Искоса глянув на него, Ирина открыла бар. Позвенела бутылками, налила себе на два пальца бренди:
– Это ведь опасно, да? То, что с нами происходит, – мы можем разбиться?
– Не волнуйтесь, – сказал Саундер. – Острый момент прошел, теперь все будет хлопотно, но совершенно безопасно.
Он говорил – и всматривался в темную полосу, проступавшую далеко впереди на чистом небе.
Когда флаер дотянул до Ирисового Поля, ветер ослаб. Песчаное марево внизу полнилось смерчами, они слонялись, как скучающие туристы, сливались, расходились, опадали и взмывали снова. Для флаера, снова набравшего высоту, смерчи не представляли большой опасности, в отличие от туч, занявших уже полнеба.
Ирисовое Поле скрывалось в песчаной взвеси, только главный шлюз выглядывал, будто крышка погреба. Коммуникатор поймал ближнюю связь.
– Поле? Здесь борт ноль-шесть со станции. Дайте посадку.
– Извини, Григорьев. Не будет тебе посадки. Мы уже задраились.
– Мужики, у меня пассажир.
– Хрен тебе, Григорьев, вместе с твоим пассажиром, – сказал непреклонный голос. – Дуй в глубь материка и садись на Поребрик. Включай экран и жди: после дождя авось кто-нибудь дозаправит.
– Губернатор вам припомнит, – сказал Саундер сквозь зубы.
– Хрена! – рявкнул голос в коммуникаторе. – Губернатору лучше, чтобы ты навернулся вместе с пассажиром, чем мы тебя приняли!
Саундер, не тратя больше слов, изменил маршрут. Ветер слабел, и теоретически можно было бы повернуть к станции. Практически это означало попасть под дождь над песчаной равниной, без единого горного кряжа, без единого выступа.
Диспетчер с Поля дал циничный, но точный совет: Поребриком называли горную цепь на севере. Там, если повезет, можно найти твердое место для посадки, сесть и развернуть защитный экран. Энергии – Саундер покосился на монитор, – энергии должно хватить на пару часов, а дождь не может быть долгим…