Самурай
Шрифт:
Истории он не изучал, это шутка для нас троих.
— Назовитесь.
Мы назвали свои фамилии и имена. Офицер поискал нас по муниципальной базе. По-моему, он очень хотел влепить нам лично, но не решился. Очень уж у меня знаменитая фамилия. Да и вид у нас был такой… Готовность сопротивляться, если надо, до смерти. Офицер опять надолго задумался. Ну надоел, зануда!
Наконец он собрался с духом, сел за комп и набрал какой-то номер, как оказалось, профа.
— Генерал Галларате, простите за беспокойство. Лейтенант Аличе, третий участок охраны порядка.
— Я вас слушаю, — раздался голос профа.
— У нас здесь ваш сын с приятелями, мы задержали их потому, что они зверски избивали другую компанию мальчишек…
О том, что их было шестеро, он не упомянул.
— Продолжайте…
— Тех пришлось отправить в больницу.
— Так, ясно. Поверните монитор, пожалуйста. Смотреть в глаза профу на этот раз почему-то было непросто.
— Вы перестали отличать войну от мира? — печально спросил проф. — И вооружённых десантников от детей?
Мы промолчали. Не буду я оправдываться. Не хочу, не здесь… лучше поскорее оказаться дома…
— Лейтенант Аличе, правильнее всего будет, если вы просто сообщите об этом родителям. Я вас уже понял.
— Хорошо, — согласился Аличе, — до свидания.
Он обернулся к нам:
— Вы можете идти, лучше всего — домой.
Не слишком чистая улочка с обшарпанными стенами домов и чахлыми деревцами показалась мне райским местечком.
Почему я никогда не ценил свободу просто пойти в ту сторону, в которую хочешь? Я вдохнул поглубже.
— Естественная вентиляция лёгких, — попытался пошутить Алекс, вид у него был мрачный, мрачнее я его никогда не видел.
Мне тоже, если подумать, веселиться нечему: проф здорово разозлился, чужим это, конечно, незаметно.
— А по-моему, — потянул Лео, — мы всё сделали правильно.
Алекс сразу же приободрился.
— Ну не совсем, — пробормотал он, — но в общем… Мои друзья правы: чего это мы? С какой стати тут такие похороны? Почему это я решил, что проф поверит чьему-нибудь слову против моего? И почему это мы «не совсем правы»?
Мы договорились связаться вечером и разошлись по домам.
В Лабораторном парке я сначала пошел к себе и долго стоял под душем, стараясь смыть кошмарный запах «обезьянника». Желание объясняться постепенно улетучивалось, а может быть, утекало вместе с водой. Простояв под струями горячей воды минут двадцать, я оделся и отправился в кабинет профа.
Он меня уже ждал. Проф немного помедлил — надеялся, что я что-нибудь объясню, потом не выдержал и нарушил молчание:
— Какая муха тебя укусила?
— Их было шестеро!.. — запальчиво начал я.
— Я догадался, что не двое, — с едва заметной иронией перебил меня проф, — они вам все равно не противники.
Ну всё понятно, Алекс тоже именно это и имел в виду. Зачем я так извратил главное правило честной драки — «Поднимают и бьют»?
— Иди, сделай что-нибудь умное, — порекомендовал мне проф.
Я поскорее убрался в парк. И что это за такое «умное», которое я должен сделать?
Вечером я позвонил друзьям: их родители оказались совершенно нормальными людьми! Чёрт! Почему это такое открытие?
С утра я связался с Гвидо. Его здоровьем надо поинтересоваться.
Гвидо по-прежнему пришептывал, но обрадовал меня сообщением, что ему лучше, а пару выбитых зубов ему вставят на днях. Он хотел сказать что-то ещё, но не решался. Я ему помог.
— Гвидо, ты очень хочешь мне что-то сказать, — утвердительно заявил я.
— Э-э, да! Энрик, э-э, м-м, тут мой папа сообщил синьору Террачино, куда прислать счёт… Ты не можешь, ну… Не знаю… Извиниться за меня. Я тут ещё несколько дней дома просижу.
— Хорошо, я понял, не переживай.
— Угу, и ещё мне звонила Лаура. Говорила, что вы попались…
— Только не вздумай извиняться и говорить спасибо, — прервал его я. — Понимаешь?
— Да!
— Вот и умница. Ну выздоравливай.
Летучие коты! Бывают же такие… бестактные! У-у, болван! Как бедный Гвидо его только терпит?
В воскресенье проф старательно меня избегал. Весь день шёл ливень, и я, пофланировав по дому и убедившись, что в высоком искусстве маневрирования мне до профа далеко, смирился и сел решать задачи. Геракл забраться мне на колени (его законное место), он обиделся и ушёл, независимо задрав хвост.
В понедельник проф почти не отреагировал на меня за завтраком. «Доброе утро». — «Доброе утро». Э-э, это уже слишком. Один день — ещё куда ни шло, но больше…
Что же делать? Подкинул бы синьор Мигель нам какую-нибудь работу, тогда профу придётся со мной разговаривать.
Во вторник утром проф совершенно бесцветным голосом разрешил мне после университета заехать в центр. Мне надо было выполнить просьбу Гвидо — извиниться перед синьором Террачино.
Замечательный у Джессики отец: с полуслова всё понял и просил передать Гвидо, что вовсе не сердится. Мои собственные проблемы так просто не решаются.
Глава 16
Как обещали царь Соломон и синьор Террачино, следы классовых противоречий со всей поверхности Гвидо за несколько дней прошли.
В среду проф проговорился, объяснил, почему он меня игнорировал аж три дня: ждал, когда я догадаюсь оплатить больничные счета за покалеченных нами «детей». Во вторник он совсем уж было собрался сделать это сам, но тут узнал кое-что новенькое и отказался от своих намерений. Это было бы неполезно. Может быть, мы и пересолили, но если мы признаем таким образом свою вину, это плохо отразится на мальчиках, одиноко гуляющих по зоне Кальтаниссетта.