Самурай
Шрифт:
А ещё профу пришли три не слишком вежливых письма от родителей этих типов с наглым требованием эти самые счета оплатить. Ага! Щас! Проф в ответ ехидно заметил, что такая трепка — профессиональный риск рэкетира, и предложил папочкам оплатить лечение из тех денег, что милые невинные детки выбили из своих ровесников.
Зря эти болваны напомнили профу о своем существовании, забыли, с кем имеют дело. В результате городской охране было вменено в обязанность не только отлавливать начинающих жлобов и передавать их родителям с соответствующими комментариями на суд и расправу, но и заносить их в чёрный список: попавшиеся во второй раз теряют право заниматься в лицензированных секциях кемпо (суровое наказание:
Очередное приведение в порядок моих дел (опять же, умирать не собираюсь, но всё равно надо) выявило следующие проблемы: проект «Смерть Кремоне» влачил жалкое существование, на него нет времени — первая сессия на носу (это вторая проблема), а ребят, кроме Гвидо и Лауры, которые ещё маленькие, ожидали тренировочные экзамены.
Каким кошмарным снобом я был года полтора назад: всех считал дураками, а ведь учиться в школе гораздо тяжелее, чем дома, в тишине и покое. А раздуваться от гордости за способности, полученные мною от «дара Контакта», все равно что хвастаться «Феррари» (а что такого? Всего-то четверть миллиона) — в этом нет никакой моей заслуги. Кстати, моя способность объяснить что-то для меня простое оказалась почти на нуле: мои друзья быстро выяснили, что консультироваться со мной даже по физике и математике бесполезно. Яснее не становится.
Сессия у меня кончилась на один день позже, чем у ребят экзамены. Все были страшно горды собой и обещали себе и друг другу не дрожать так весной. А я наконец понял ехидную фразу синьора Брессаноне, которую он произнёс в день нашего знакомства. После первого же его экзамена от группы осталась половина. Да и тем, кто его выдержал, пришлось как следует помучиться, подготовка к этому экзамену отняла у меня больше времени и сил, чем к остальным четырём вместе взятым. Тот, кто пройдёт этот путь до конца, действительно имеет хорошие шансы стать незаурядным математиком. Мы уже договорились весело провести каникулы вместе: слетаем на Джильо, на Ористано, вернёмся в дождливый зимний Палермо со свежим тропическим загаром и головами горынычей (Алекс настаивал).
Но один вечер я проведу вдвоём с Ларисой. Я позвонил ей на комм, чтобы напомнить о нашей договорённости и назначить время встречи, и услышал голос синьоры Арциньяно:
— Энрик, Лариса уехала на все каникулы к моей сестре (та немного приболела), а комм забыла дома.
Я извинился и прервал связь. Странный у неё голос: похоже, что синьора Арциньяно плакала. М-мм, почему Лариса мне не позвонила? Ну забыла дома комм, так купила бы новый, стоят они сестерциев десять. Мрачно размышляя, не успел ли я ей просто надоесть, я бродил по парадной анфиладе первого этажа. Где меня перехватил проф:
— Что такое? Я думал, ты полетишь праздновать.
— Лариса уехала, у неё тётя заболела.
— Что ты сказал?!
Я дословно повторил реплику синьоры Арциньяно, не скрывая своего удивления по поводу забытого комма.
— У неё отец лежит с сердечным приступом, какая тётя? Вы с ней не поссорились?
— Нет. Ничего такого.
— Понятно, и с ней самой связаться нельзя. Я похолодел:
— Вы думаете…
Проф зажал мне рот ладонью. Мы с ним почти побежали в его кабинет. Ну ничего ж себе, Лабораторный парк — последний рубеж обороны клана Кальтаниссетта, и все, кто здесь работает, проверены сто раз. И я не знаю среди них ни одного, кто бы мог предать. Тем не менее проф сам проверил кабинет на наличие жучков (чисто), поставил купол защиты и только после этого сел за компьютер и связался с синьором Соргоно:
— Зайдите ко мне в кабинет, немедленно.
Через минуту встревоженный начальник охраны был здесь.
— Синьор Соргоно, срочно проверьте все здание на наличие жучков, задействуйте только Фернана и Филиппо. Марио и Рафаэль пусть никуда не уходят, все эти четверо и вы тоже можете понадобиться в любую минуту.
Синьор Соргоно кивнул и вышел. Проф обратился ко мне:
— Ну что, взломщик, сумеешь взломать почтовый ящик шефа службы электронной безопасности?
— Вы думаете, он… Проф покачал головой:
— Я знаю его двадцать пять лет. Его обложили со всех сторон. Не знаю только, у него действительно сердечный приступ или он не пошёл на работу, чтобы не узнавать никаких новых секретов. Но это нельзя делать долго.
— Я попробую.
Теперь от моей многократно обруганной склонности к взлому зависит жизнь Ларисы.
Почтовый ящик синьора Арциньяно поддался на удивление легко: теперь я уверен, его обложили, но он сделал все, чтобы я, или проф, или мы вместе догадались, что произошло. И письма он не стёр, те самые, что нас интересовали.
«Хочешь увидеть свою дочку не по частям — делай, что тебе говорят».
Ответное письмо:
«Докажите, что она у вас».
Ответ:
«Так и быть». И отсканированная записка Ларисиным почерком:
«Папа, я жива, со мной пока все в порядке. Не сопротивляйся, у тебя нет другого оружия, кроме доброжелательности. Передай от меня привет Энрику. Лариса».
— Ты уверен, что это не подделка? — встревоженно спросил проф.
— Нет, это письмо от Ларисы, — слабо улыбнулся я, — и предназначено оно мне. Лариса на Эльбе.
— Это же наш остров. И почему ты так решил?
— Вы и сами думаете, что это внутренний заговор. Иначе зачем проверять собственный кабинет?
— И все-таки почему Эльба?
Я рассказал профу о наших с ней приключениях во время похода прошлой весной.
— Понятно. Убедительно.
Проф снова сел за компьютер и связался с синьором Мигелем:
— Мигель, мальчик мой, ты не хочешь навестить своего старого учителя?
«Мальчик», разумеется, захотел. Через четверть часа он был уже здесь. И все понял с полуслова.
— Значит, это кто-то из своих, — заметил он, — не все сорняки осенью выдернули.
Вдвоём с профом они сели за компьютер: теперь среди немыслимой кучи самой разной информации им придется найти следы предательства и выяснить, на кого можно, а на кого нельзя опереться. Я встал у них за спинами.
— Энрик, убери нос, — велел мне проф.
— Ну-у, — обиженно заныл я.
— Малыш, ты же понимаешь, что получил карт-бланш на плохое поведение. Хочешь злоупотребить?
— Р-рр, — выразил я свое недовольство и побрёл в спортзал: надо чем-нибудь заняться таким, что не дает отвлечься ни на какие мысли. После десятого повторения самой сложной серии ката, которую я только знал, я обрел божественное спокойствие и готовность к бою. Теперь стоп: доводить себя до полного изнеможения, прямо скажем, неразумно. Пусть проф думает и говорит обо мне что угодно, но спасать Ларису я пойду. Он не сможет удержать меня дома никакими силами.