Самурай
Шрифт:
— Чтобы синьора Арциньяно не говорила, что ты умытая.
Лариса засмеялась.
Когда мы с Виктором остались в салоне только вдвоём, он тяжело вздохнул:
— Вот всё и кончилось.
— Так радуйся, — не понял я причины такого траура на его физиономии.
— Это тебе хорошо: пройдет ещё пара недель, ну — месяц, и у тебя будет новое приключение. А я…
— М-мм, ну ты ещё не уезжаешь…
— Это ты так думаешь, наверняка мама уже и билеты поменяла!
— Не думаю, — хитро улыбаясь, ответил я, — и через год вы опять приедете.
— Э-ээ, откуда ты знаешь?!
— Пусть тебе профессор сам скажет.
— Ну ладно… — ответил заинтригованный и обнадежённый кузен.
Лабораторный парк и все, кто в нем живет и работает, были оставлены на попечение синьора Соргоно. Он и ждал нас на посадочной площадке, разогнав всех остальных, кроме Фернана и синьоры Будрио.
Рядом с посадочной площадкой, на месте нашего ухоженного розария красовалась огромная воронка, побольше той, что я устроил когда-то. Бедный Джорджо, он так гордился своими розами; теперь, чтобы привести всё это в исходное состояние, понадобится лет десять, не меньше. Хм, может, убедить профа и в самом деле сделать пруд — надо же Самураю где-то плавать, бассейн ему почему-то не слишком нравится. А розы можно посадить где-нибудь в другом месте.
Тетя Бланка с причитаниями бросилась обнимать сыночка: бродить где-то далеко от дома — это же холодно, мокро, темно и страшно.
— Да ну-у, — потянул Виктор. — Энрик меня никуда не пускал.
Услышав жалобу, синьора Будрио обернулась ко мне с самым зверским выражением лица, потом до нее дошло содержание. Взгляд её потеплел. И тут она опять рассердилась — на этот раз на Виктора. Лопух! Зачем он это сказал? Опять ему придётся играть в шахматы самому с собой.
Синьор Соргоно церемонно пожал мне руку. Потом Фернан схватил в охапку и потащил в караулку: обещал за меня, что я все расскажу.
Проф уехал в сопровождении Антонио, Рафаэля, Марио и Филиппо. Все остальные были здесь и жаждали услышать рассказ о наших приключениях. Диоскуры забрались мне на плечи, я посадил Геракла и Самурая к себе на колени, вздохнул и начал признаваться в собственной непроходимой глупости. Хорошо, что синьора Будрио этого не слышит, а то бы она меня просто загрызла.
Потом мне, конечно, рассказали об авианалете, о сбитом прямо над парком катере (в лесу осталась воронка побольше той, что я видел у посадочной площадки).
— Здорово! — заявил я. — Наконец-то можно будет сделать пруд с золотыми рыбками!
— Так ты тот взрывчик ради этого устраивал?! — спросил кто-то.
— Конечно! По-моему, отличная идея. Все расхохотались.
— Ничего не получится, Джорджо уже снял траур по своим розам и с упорством бульдозера восстанавливает статус-кво.
— Жаль. А уговорить его кое-что переделать нереально?
— Попробуй, это же ты такой убедительный. Убедительный! Летучие коты! Я его игнорирую уже почти год. Он меня тоже — парк я не порчу, на все остальное ему наплевать. Ладно, придёт в голову что-нибудь гениальное — будет у меня пруд, а не придёт — не будет. Плакать не стану.
После обеда я завалился наконец поспать в тепле и на мягкой постели. Без десяти шесть меня посетил Виктор.
— А на тренировку ты не пойдешь? — разочарованно спросил он.
Ну он даёт! Хотя… он же пробежал и прошёл гораздо меньше. Хотя… он не так хорошо тренирован, так что неизвестно, кому из нас пришлось тяжелее. Я помотал головой, чтобы прогнать сон:
— Пойду, конечно.
Очень сложно быть чьим-то героем — я опять влип. Только-только Гвидо решил, что я нормальный человек, так сразу же нашлась ему замена. И что я буду делать? Я встал, надел кимоно и пошел тренироваться. Ох-ох-ох, беготня, ходьба и война не заменяют хорошей разминки и хорошего спарринга, форму я потерял, а уж бедный Виктор… Для него всё начинается сначала.
Вечером по видеофону позвонил очень злой отец Гвидо. Он жаждал поговорить с профессором. Мы с синьором Соргоно как раз сидели в гостиной, и он в своей обычной спокойной манере хвалил меня за разумные действия. Не одобрил он только одного, что я отпустил Алекса в разведку, раз уж я сам считал, что это неправильно.
— Ты командир, ты за всё и за всех отвечаешь. Значит, и решаешь тоже ты. И никаких обид. Забудь это слово, к войне оно не имеет никакого отношения.
— К войне да, а вот к отношениям… В этот момент раздался звонок.
— Да, — повернулся к монитору синьор Соргоно.
— Я хотел бы поговорить с профессором Галларате, — довольно агрессивным тоном заявил появившийся на экране мужчина.
— Это невозможно. Генерал в районе боевых действий, — спокойно ответил синьор Соргоно. — Если вы по поводу Энрика, то сейчас он оставлен на моё попечение, — немного насмешливо добавил он.
— Луис Монкалиери, я отец Гвидо Монкалиери. Синьор Соргоно кивнул и представился.
— Ваш подопечный, — издевательским тоном поинтересовался синьор Монкалиери, — не хочет объяснить мне, какого черта они не сидели тихо, как мышки? В результате пострадал мой сын!
Синьор Соргоно нахмурился.
— Правильно ли я догадался? — спросил он. — Вы приехали на Этну с Новой Сицилии?
— Да, какое это имеет значение?! Синьор Соргоно слегка улыбнулся:
— И чем вам понравилась Этна?
Синьор Монкалиери открыл рот, потом закрыл его и покраснел.
— Всем, кто приехал жить сюда с Новой Сицилии, нравится одно и то же, — продолжил синьор Соргоно. — И на Новой Сицилии всем надоело одно и то же. Но за свободу и интересную жизнь приходится платить. В том числе своей кровью. Наши мальчики не могли сидеть тихо, иначе они не были бы этнийцами. Если вы хотели, чтобы ваш сын никогда не подвергался опасности, вам следовало остаться на Новой Сицилии.
— Не вам решать, что мне делать, а чего не делать!
— Сейчас вы говорите как настоящий этниец. Боже меня упаси вам указывать. Я просто напоминаю, что всё имеет свою цену.
Синьор Монкалиери извинился и попрощался.
— Романтик, — прокомментировал синьор Соргоно. — Объяснив человеку, какой он идиот, — наставительно продолжил начальник охраны, — сделай ему комплимент, иначе до него не дойдёт.
Когда это он успел так поумнеть? Раньше это не было так заметно.
— Угу, — согласился я. — Но Гвидо-то всё равно ранили…