Самые богатые люди Древнего мира
Шрифт:
Марк Красс прошел всю должностную лестницу, он достиг всего, о чем мог мечтать римлянин. Теперь он искал войны, чтобы получить славу военачальника. Новые успехи Помпея поселили в душе Красса зависть; он начал суетиться и, следовательно, допускать ошибки.
Заговор Катилины
В это время Рим погрузился в очередную смуту. По иронии судьбы революции захотелось тем, кто под знаменами Суллы громил предыдущую революцию.
Всесильный диктатор, стремясь восстановить в Риме закон и порядок, развратил собственных солдат и заложил прочную основу для новых потрясений. По словам Саллюстия, «Луций Сулла, дабы сохранить верность войска, во главе которого он стоял в Азии, вопреки обычаю предков содержал его в роскоши и чересчур вольно. В приятной местности, доставлявшей наслаждения, суровые воины, жившие в праздности, быстро развратились.
Легкие деньги закончились, тело щедрого Суллы поглотил погребальный костер, желание и умение работать не появилось, но осталась привычка к праздной красивой жизни. Потому бедолаги всей душой восприняли революционный призыв: отнять и поделить!
Нашелся и достойный предводитель — Луций Сергий Катилина, «человек знатного происхождения, отличался большой силой духа и тела, но злым и дурным нравом».
Нехорошая слава о его проделках ходила со времен Суллы. Еще до введения проскрипционных списков он убил своего брата, чтобы завладеть его имуществом. Затем Катилина попросил внести родственника в список, словно живого, что и было сделано. Так он избежал суда как братоубийца. В благодарность за это Катилина выследил и убил некоего Марка Мария, внесенного в проскрипционные списки. Его голову он принес сидевшему на форуме Сулле, а сам подошел к храму Аполлона и вымыл окровавленные руки в священной кропильнице. Помимо прочих преступлений, его обвиняли в сожительстве с дочерью и убийстве шурина.
Всю жизнь Катилина провел в роскоши и наслаждениях. Расточительный образ жизни помог ему в короткий срок промотать отцовское наследство и имущество убитых родственников. Затем Катилине удалось занять должность пропретора в Африке. Несчастная провинция целый год едва выдерживала огромные поборы. Все деньги шли на удовлетворение порочных страстей пропретора и его товарищей, в сравнении с которыми разбойники казались невинными младенцами. В Риме он содержал отряд гладиаторов, следовавший за ним по пятам и готовый ради патрона совершить любое преступление.
Какое отношение имел Марк Красс к этому сброду? Никакого. Однако, как рассказывает Саллюстий, «в те времена кое-кто был склонен верить, что замысел этот был небезызвестен Марку Лицинию Крассу. Так как Гней Помпей, которому он завидовал, стоял во главе большого войска, Красс будто бы и хотел, чтобы могуществу Помпея противостояла какая-то сила, в то же время уверенный в том, что в случае победы заговора он без труда станет его главарем».
Красс с энтузиазмом включился в новое дело; он был увлечен идеей насолить Помпею. Могущественный финансист постарался отдать власть в провинциях своим людям. Один из главных заговорщиков Писон, который был известен «как злой недруг Гнея Помпея», именно по настоянию Красса получил наместничество в Ближней Испании.
Светоний утверждает, что Красс и Цезарь зашли весьма далеко в своих намерениях заполучить власть в Риме: «Предполагалось, что в начале нового года они нападут на сенат, перебьют намеченных лиц, Красс станет диктатором, Цезарь будет назначен начальником конницы… Танузий добавляет, что из раскаяния или из страха Красс не явился в назначенный для избиения день, а потому и Цезарь не подал условленного знака, — по словам Куриона, было условлено, что Цезарь спустит тогу с одного плеча».
Красс был способен вовремя остановиться. Впрочем, он продолжал оказывать помощь заговорщикам, пока у них не возник план сжечь Рим. (А мы знаем, кому принадлежала половина домов в Вечном городе.) И могущественный домовладелец поспешил к Цицерону, который исполнял в тот год должность консула. Рассказывает Плутарх: «Немного спустя, когда приверженцы Катилины в Этрурии уже собирались в отряды и день, назначенный для выступления, близился, к дому Цицерона среди ночи пришли трое первых и самых влиятельных в Риме людей — Марк Красс, Марк Марцелл и Метелл Сципион. Постучавшись у дверей, они велели привратнику разбудить хозяина и доложить ему о них. Дело было вот в чем. После обеда привратник Красса подал ему письма, доставленные каким-то неизвестным. Все они предназначались разным лицам, и лишь одно, никем не подписанное, самому Крассу. Его только одно Красс и прочел и, так как письмо извещало, что Катилина готовит страшную резню, и советовало тайно покинуть город, не стал вскрывать остальных, но тут же бросился к Цицерону — в ужасе перед грядущим бедствием и вместе с тем желая очистить себя от обвинений, которые падали на него из-за дружбы с Каталиной».
Таким образом, не без помощи Красса заговор был раскрыт. Все мятежники были уничтожены; несколько знатных римлян казнили по приказу Цицерона без суда — за это знаменитого оратора впоследствии вместо благодарности сограждане отправили в изгнание. А что же Красс? Над ним тоже нависала угроза…
«На следующий день (4 декабря 63 г. до н. э.) в сенат привели некоего Луция Тарквиния, который, как утверждали, направлялся к Катилине и был задержан в пути, — рассказывает Саллюстий. — …Он сказал сенату… о подготовленных поджогах, об избиении лучших граждан, передвижении врагов; далее — что его послал Марк Красс сообщить Катилине: пусть арест Лентула, Цетега и других заговорщиков не страшит его и пусть он тем более поторопится с наступлением на город, дабы поднять дух остальных заговорщиков и избавить задержанных от опасности. Но как только Тарквиний назвал имя Красса, человека знатного, необычайно богатого и весьма могущественного, одни сенаторы сочли это невероятным, другие же хоть и поверили, но все-таки полагали, что в такое время столь всесильного человека следует скорее умиротворить, чем восстанавливать против себя, к тому же большинство из них были обязаны Крассу как частные лица, стали кричать, что показания эти ложны, и потребовали, чтобы об этом было доложено сенату. И вот по запросу Цицерона сенат в полном составе объявляет, что показания Тарквиния, очевидно, ложны и что его самого надлежит держать в оковах и не позволять ему давать показания, если он не сообщит, по чьему наущению он так солгал в столь важном деле».
Триумвират
Красс благополучно выпутался из опаснейшей авантюры, но оставалась еще многолетняя вражда с Помпеем. И эту дилемму он разрешил просто и красиво, с присущей ему мудростью: если врага не удается победить, нужно сделать его другом.
В это время Гней Помпей Великий оказался в весьма затруднительном положении. Он стал заложником своих блестящих побед на Востоке. О его успехах ходили легенды: Помпей свергал и назначал царей, менял границы государств и даровал свободу городам. Не зная поражений, он провел римские легионы по неведомым ранее землям и благополучно возвратился в Италию. Но сенаторы, вместо того чтобы радоваться успехам римского оружия, с тревогой смотрели, как высаживаются победоносные легионы в Брундизии. Ходили слухи, что Помпей уже примеряет царский венец и собирается разогнать сенат, а также отнять власть у консулов.
Покоритель Востока, конечно, мог без особого труда сделать это, но у него и в мыслях подобного не было. Помпей поблагодарил своих легионеров за верную службу и велел им расходиться по домам, но помнить о том, что нужно будет собраться для триумфа, назначенного сенатом.
Триумф Помпея был столь велик, что двух дней не хватило, чтобы показать Риму деяния удачливого военачальника. Впереди длинной колонны трофеев несли таблицы с изображениями стран и народов, где римляне одержали победы: Понт, Армения, Каппадокия, Пафлагония, Мидия, Колхида, Сирия, Киликия, Месопотамия, Иудея, Аравия, племена Финикии и Палестины, иберы и альбаны и, наконец, Средиземное море, очищенное от пиратов. Среди знатных пленников вели жену Тиграна — царя Армении, его сына с женой и дочерью, царя иудеев Аристобула, сестру Митридата — царя Понта, пятерых его детей и многочисленных жен. Прочая добыча растянулась в триумфальном шествии на многие мили. Помпей внес в государственную казну чеканной монеты, серебряных и золотых сосудов на двадцать тысяч талантов.
Римские плебеи искренне радовались успехам своего любимца, и Помпей полагал, что без особого труда получит консульство. И тут против него ополчился весь сенат. Недавнему триумфатору объявили, что в силу одного из законов Суллы он может быть избран консулом не ранее чем через десять лет. Все его распоряжения и назначения на Востоке не были утверждены, более того, сенат принялся их отменять — главным образом, назло Помпею, чем для пользы дела. Самым обидным для Помпея было то, что ему отказали в земельных наделах для ветеранов восточной кампании. Помпей не смог сдержать обещаний, данных легионерам, и страдал из-за этого.
На помощь обиженному кумиру толпы пришли Цезарь и Красс. Красс поддержал вечного должника Цезаря деньгами, тот занял консульскую должность и в считанные дни решил все проблемы Помпея весьма простым способом: минуя сенат, он обратился к Народному собранию.
Народ одобрил действия Помпея на Востоке и проголосовал за земельные наделы для его ветеранов и беднейших граждан. Сенаторы пытались помешать этому, в сущности, противозаконному акту. Тогда Цезарь позвал на трибуну Помпея.
— Одобряешь ли ты, Гней Помпей Великий, решения, принятые народом? — спросил Цезарь.