Самые красивые корабли
Шрифт:
— Пушкин писал не только сказки, — пояснила Тынэна и рассказала о жизни поэта все, что сама узнала на уроках литературы и из школьных учебников. Попутно она попыталась объяснить, что такое стихотворение, сравнив его с песней.
Над партой взметнулась сухонькая ручка. Старуха Кичау интересовалась, не Пушкин ли написал песню "Если завтра война".
За разговором о Пушкине и застала их в классе Елена Ивановна.
— Не кажется ли тебе, Таня, что ваш первый урок немного затянулся? — спросила она.
— А я не знаю, сколько времени, — смутилась Тынэна.
— Ваш урок длится уже третий час, — сообщила Елена Ивановна. — Ну, ничего. Для первого раза это не такая уж большая беда. Тем более, как я вижу, ученики у тебя на уроке не скучали. Не правда ли? — обратилась она к классу.
— Нам было очень интересно, — за всех солидно ответил Папо. — Хорошо она говорит, занятно. Мы совсем не устали. Немного отдохнули, посидели на полу.
Тынэна отпустила учеников, задав им на дом написать по полстраничке палочек и крючков.
Елена Ивановна позвала ее к себе домой.
Непроглядная тьма опустилась на селение. Маяк не горел. Плотно зашторены все окна в немногих деревянных домах селения. Только издали доносился глухой перестук движка электростанции, взвизгивали в темноте собаки да ветер шумел в прибрежных торосах и в невидимых над головой проводах.
Валерка уже спал. На тумбочке лежала его записка, нацарапанная неровными каракулями: "Я сплу". Мать повертела в руках записку и нежно улыбнулась.
Валерка целый день носился по селению, бегал с ребятишками на лед лагуны. По-русски говорил с чукотским акцентом.
Елена Ивановна поставила на плиту чайник, пошевелила кочергой в топке, подсыпала угля. Из самодельного платяного шкафа достала какую-то шкатулку.
— Конечно, это не дамские, но идут точно, — сказала она, протягивая Тынэне большие серебряные часы. — От Ивана Андреевича остались, забыл взять. Так торопился. Носи их на здоровье и смотри не затягивай уроки, — шутливо-строго добавила Елена Ивановна.
Тынэна положила часы на ладонь. Они громко тикали с чуть слышным звоном. По нижнему краю циферблата виднелись четкие буквы — Мозер.
— Спасибо, — тихо поблагодарила она за подарок.
— Не за что, — ответила Елена Ивановна. — Я рада, что именно в твои руки попали часы Ивана Андреевича.
Елена Ивановна закрыла лицо руками.
— Что с вами? — забеспокоилась Тынэна. — Случилось что-нибудь?
— От Вани ни одного письма… Как попрощался с нами — ни строчки…
— Письма же к нам идут долго, — принялась успокаивать Елену Ивановну Тынэна. — Вон газету свежую получили, так там еще портреты фашистские. Сама видела на полярной станции. Война, а в газетах про дружбу между Советским Союзом и Германией. А вы говорите — письмо от Ивана Андреевича!
Елена Ивановна вытерла слезы, через силу улыбнулась и виновато произнесла:
— Да я так…
Напились чаю, и Елена Ивановна постелила Тынэне на деревянном топчане.
Долго не спали.
Сначала лежали молча. Тынэна сквозь подушку слышала тиканье часов. На кровати беспокойно ворочалась Елена Ивановна. Наконец она тихо спросила:
— Тынэна, ты не спишь?
— Нет, что-то не спится, — ответила Тынэна. — Все вспоминаю сегодняшний урок. Так стыдно. Все получилось не так, как хотелось.
— Это всегда так кажется, — помолчав немного, сказала Елена Ивановна. — Когда я впервые вошла в класс, мне показалось, что обратно мне не выйти, — такой страх меня взял. То, что ты волновалась, это хорошо. А держалась ты в классе как настоящая учительница… Тебе самой-то понравилось учить?
— Очень! — вырвалось у Тынэны. — Только уж в следующий раз я постараюсь провести урок как следует.
Помолчали.
— Танюша, — послышался из темноты голос Елены Ивановны, — ты никогда не задумывалась о своем будущем?
— Может, и задумывалась, — после непродолжительной паузы ответила Тынэна, — но не так, чтобы все время только об этом и думать… Так, иногда…
— В твоем возрасте человек уже на что-то решается, — отозвалась Елена Ивановна. — А ты не хочешь стать учительницей?
— Может быть, — неуверенно ответила Тынэна. — Мне это нравится.
Широко открытыми глазами она смотрела в темноту, в ту сторону, где находилась кровать Елены Ивановны.
— Я иногда мечтаю, — продолжала она. — Только мои мечты, наверное, несерьезные, о них не напишешь в школьном сочинении "Кем быть?"… То вдруг захочется увидеть это самое кастильское чистое небо. Или вот стоишь на высоком мысу, видишь проходящий корабль, и вдруг такое любопытство тебя разберет, так бы и оказалась на его палубе… Елена Ивановна, вы меня слушаете?
— Слушаю, слушаю, продолжай, — послышался из темноты неторопливый голос.
— А вот в последние дни все думаю, будто изобрела я страшное оружие против фашистов, или, или… — тут Тынэна запнулась.
— Ну, говори, говори, — Елена Ивановна громко скрипнула кроватью.
— Ну, это несерьезно и стыдно, — тихо произнесла Тынэна. — Ну, будто я стала женой бойца-фронтовика, Героя Советского Союза, и он меня взял с собой… на фронт, медицинской сестрой…
В темноте наступило молчание. Потом Тынэна услышала приглушенный вздох Елены Ивановны:
— Ты и не заметила, девочка, как выросла. Тебе никогда не приходилось взглянуть на себя как бы со стороны?
— Да, — ответила Тынэна. — Как-то долго-долго смотрелась в зеркало, и так мне страшно стало. Будто там, за стеклом, стоит другая… Даже нет, словно я сама туда ушла и смотрю на себя…
"Красивая Танюша, — думала Елена Ивановна. — С такой красотой ей или большое счастье привалит, или… очень трудно будет в жизни".
Заскрипела кровать — видно, Елена Ивановна устраивалась поудобнее. Потом Тынэна услышала ее сонное дыхание.