Самый бездарный роман

Плотникова Наталья

Катя молча проглотила обиду. Этот человек хотел привлечь её внимание? Этому человеку она понравилась? Почему ему? Почему не Михаилу? Оливу должна была приглянуться Оксана, такая же язва, как и он.

Женщина открыла магазин и вошла, Олив вошёл следом:

– Познакомишь меня со своими родителями? «Не так сразу!» – недовольно зашептал голос в ухе. –«Как можно? Надо быть деликатнее»

Оливу страстно хотелось огрызнуться и сказать голосу всё то, что он думает о деликатности вообще и о своей гипотетической в частности. Но с голосом, как с Катей, разговаривать

было нельзя. Впрочем, с Катей так тоже разговаривать было нельзя, но Олив просто не мог себя сдерживать.

– С родителями? – Катя испуганно вздрогнула. – У меня нет родителей.

– У всех есть родители! – перебил Олив. – Или живые, или хотя бы мёртвые. Оливу показалось, что голос в его ухе застонал от стыда, поэтому он слегка смягчился:

– Ты потеряла родителей?

– Я не хочу говорить об этом, – прошептала Катя, вжав голову в плечи.

Она не хочет об этом говорить! – Олив чуть не взвыл от досады. «Ты и, правда, надеялся сократить басню?» – голос в ухе даже прихрюкнул от восторга над наивностью Олива. Олив ничего не понял про басню. Зато он понял, что знакомство с Катей и Оксаной будет продолжительным.

– Может, погуляем вечером? – спросил он у Кати.

– Хорошо, – подумав, ответила молодая женщина. Олив даже подскочил от удовольствия, сегодня всё-таки его день. Михаилу придётся считаться с этим.

– Я встречу тебя после работы, – сказал он деловито.

***

Катерина и Олив гуляли, как и обещал, он встретил её у магазина.

– Значит, вы с Оксаной даже живёте вместе? – деланно поразился Олив, эта информация была ему известна.

– Ну, да… Я одинокая, она тоже, мы решили, что так удобнее, квартира у меня большая, а Оксана приезжая.

– Да, я и забыл, что твои родители умерли, – как ему показалось, удачно ввернул Олив. Голос в ухе кашлянул, напоминая о деликатности.

– А чем ты занимаешься? Где ты работаешь? – опомнилась Катя.

– Я… состою в комитете по борьбе с бедностью, – не растерялся Олив. «Надо же, даже не соврал!» – восхитился голос в ухе. Олив буквально почувствовал, что стал выше на пару сантиметров, от гордости за себя.

– А как вы боретесь с бедностью? – восторженно воскликнула Катя. – Это такая хорошая работа, благородная!

Голос в ухе Олива молчал, давая Оливу возможность самому выпутываться из положения.

Врать, врать и врать! Как же хорошо, что люди не подобны Пиноккио, и от вранья у них не растёт нос. Конечно, от этого страдает их совесть, но ведь совесть – это нематериальная категория, кого она, вообще волнует. Вот Олив мог лгать без всякого зазрения совести, по одной простой причине – её у него отродясь не было. На секунду он даже пожалел Михаила, который совестился при каждом удобном случае, а лгать изначально не был приучен.

– Разными способами, – усмехнулся Олив. – В нашем арсенале их полно, но тебе это не будет интересно, давай лучше поговорим о тебе.

– Это обо мне неинтересно, – печально улыбнулась Катя.

– Напротив, напротив, – воскликнул Олив. – Я хочу знать о тебе абсолютно всё!

– Правда?

«Конечно

же нет! Нужна ты мне больно!» – чуть было не сказал Олив, но вслух прозвучало другое:

– Да! Я хочу, чтобы мы… это, – он пощёлкал пальцами, вспоминая слово. – Подружились!

– Подружились, – протянула Катя разочарованно. – Подружились?

Олив молчал, Олив недоумевал, Олив… испугался, когда до него дошло, о чём подумала Катя. Такого подвоха он не ожидал. Как? Как скажите на милость, он будет притворяться влюблённым? Ещё и целовать с этой безголовой прикажете? Сам процесс обмена слюнными жидкостями вызывал у Олива приступ нервного смеха и тошноты. Или тошноты и нервного смеха. «А как ты хотел?» – шепнул голос в ухе. И Олив от досады ударил себя по уху с размаху.

– Что это было? – отскочила в сторону Катя.

– Чёрт! – простонал Олив. И кто-то снова ударил его палкой по спине, отчего Олив неожиданно для Кати и себя самого упал в обморок. Приводя немилого друга в сознание, Катя расстегнула чёрный мятый плащ: свитер Олива был надет задом наперёд. «Иногда и приметы срабатывают» – шепнул голос в ухе, но Олив его уже не услышал.

Глава 12

Дни шли своим чередом, а Олив ни на йоту не продвинулся в своей задаче, Катя, такая открытая и доверчивая во всём остальном, когда речь заходила о её родителях, сразу же замыкалась в себе или переводила разговор на другую тему. О любви не заговаривала и то хлеб, – глупо радовался Олив. Он не знал, что чем больше молчит трепетная душа о своих чувствах, тем острее они бывают.

За этот месяц, что они были знакомы, Катя умудрилась полюбить Олива. А как же его не полюбить? Он говорил с Катей о Кате, а не переводил беседу на себя любимого, он, вообще, неохотно говорил о себе, а о Кате расспрашивал с неподдельным интересом. Он водил её в кино и театры, он давал дельные советы по поводу работы магазина. Да, иногда он был груб, иногда раздражителен, но он умел, что называется «взять себя в руки», как будто в момент гнева кто-то неизвестный и невидимый останавливал Олива, шепча что-то в его ухо.

А ещё он занимался борьбой с бедностью. Такого мужчину с гордостью показывают подругам, но, кроме Оксаны, у Кати никаких других подруг не было.

Оксана, вроде бы, была счастлива, а, вроде бы и нет. Ей нравился Михаил. Нравились его голубые глаза и бархатные руки. Но он был робок, он был нерешителен. Оксана при всей её эмансипированности считала, что некоторые вещи всё-таки должен первым делать мужчина.

А ещё Михаил, прежде, такой спокойный и улыбчивый, всё чаще раздражался, при чём по пустякам. Он не любил говорить о своей работе, а любое упоминание Олива буквально выводило его из себя. Потом он, правда, всегда просил прощения и каялся, глядел грустно и виновато. И Оксана его прощала, не потому что полюбила, а потому что чувствовала, что он её полюбил. Она не могла объяснить, как и почему она это чувствовала, просто чувствовала и всё.