Самый большой подонок
Шрифт:
– Это когда с детишками трахаются, что ли? – не унимался как на пиру во время чумы Лапец.
– Педикулёз – это вшивость, – ангельским голоском оповестила не выдержавшая Элеонора.
Вомб ласково огладила карлика по ухабистому черепу.
– Понял? А если понял, помалкивай: лысым вшивость грозит в последнюю очередь.
– А может, потому тебя и постригли наголо, что завшивел? – неумело пошутила Хенда.
– С такими клиентами не только завшивеешь, – горестно вздохнул Лапец.
–
– Есть ещё духовная вшивость, – снова тихонько вставила Элеонора.
Карлик с изумлением воззрился на девственницу.
– Ишь ты! – ядовито ухмыльнулся он и менторским тоном произнёс: – Вот исполнится тебе двадцать один год, тогда и узнаешь… духовное… Только смотри мандавошек не подхвати!
Хенда вдруг позеленела от злости.
– Ну вот что, – оборвала она карлика, – ты вроде бы хотел сравнить Лохмача с Владимиром Тишковым? Я тебе предоставлю такую возможность. Элеонора, зачитай гостям пару строк из заключения! – Она в который раз постучала обкусанным торцем карандаша по столешнице. – И давайте, мои милые, закругляться. Ты не забыла, Вомб, о цели экскурсии? – напомнила она моей, как я теперь знал, патронажной медсестре.
– Ты права, – виновато сказала Вомб и сделала знак нам с карликом. – Юмор – лучшая разрядка после такой неблагодарной работёнки, вот меня и повело…
– А чёрный юмор – ещё более лучшая, – проскрипела Хенда и буркнула: – Читай же, Эля!
Вся пунцовая от смущения, Элеонора принялась оглашать строки сюрреалистического заключения.
– … Следующий грех, значительно более крупный, Владимир Тишков снова совершил на сексуальной почве, – читала девица. – В пору полового созревания, то есть приблизительно в четырнадцатилетнем возрасте, как установлено Хурой Бройд, он, не имея постоянной подружки, склонил свою мать к односторонним орогенитальным контактам, – в невыразимом смущении шевелила она ярко накрашенными губками, явно пока не испытавшими горячих прикосновений упругой мужской плоти. – Фелляции со стороны матери для удовлетворения растущих сексуальных потребностей сына продолжались до достижения им шестнадцатилетнего возраста. – Элеонора завершила чтение выдержек из заключения и бесшумно захлопнула папку, продолжая рдеть как алая роза.
– Ну-у-у, – ошарашенно протянул Лапец, – ваша взяла! Вот так сукин сынок! – Руки его задёргались как два кнута при виде голой спины крепостного крестьянина. – По мне, так лучше бы людей убивал, как Лохмач. Маху вы дали: вперёд сынка надо было пригласить к нам его стервозную мамашу!
– Наша всегда берёт! – резонно заметила Хенда.
– До той мамаши даже твои руки не дотянутся, Лапец, – подковырнула карлика Вомб. – А вообще я с тобой согласна. Уж я бы занялась с этой дамочкой! – помечтала она, не в силах скрыть профессионального интереса к эксцентричной мамаше несчастного Владимира Тишкова.
Что ж, интерес матушки Вомб был вполне понятен. Я и сам, наивный, не предполагал, что где-то существуют такие чрезмерно чадолюбивые мамаши.
Хенда отбросила карандаш и поднялась.
– По-моему, достаточно, други мои! Вы хотели, чтобы Лохмач покрепче задумался над своим будущим, а вместо этого развлекли его и тем самым сняли стресс.
Воцарилось неловкое молчание. Даже хамоватый карлик виновато развёл руками, едва не коснувшись пальцами стен. Молодая курьерша тоже явно тяготилась странным спектаклем, а я и подавно чувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем, для меня подобное состояние становилось уже привычным.
Чётко стуча каблуками, Хенда продефилировала к обитой кожзаменителем двери в смежное помещение и скрылась за ней. Через пару минут она появилась, ведя за руку мальчика лет семи, то есть на исходе младенчества, с плаксивым выражением лица и совершенно голенького.
– Позвольте представить вам Владимира Тишкова, – церемонно произнесла Хенда.
– Здравствуй, непорочное дитя! – иронически усмехнулась Вомб.
– Приветик, сукин сынок! – развязно проронил Лапец.
– Здравствуй, малыш! – с явным сочувствием тихо поприветствовала ребёнка пунцовая Элеонора.
– Здравствуй, Володя! – как можно мягче поздоровался с мальчиком я.
Мальчик стеснялся наготы, испуганно хлопая густыми ресницами и вот-вот готовясь зареветь. Я вдруг догадался, что он не понимает наших слов, просто чувствует, что с ним здороваются.
– Прошу не волноваться, – неумело улыбнулась Хенда, словно отвечая на мой мысленный вопрос, – мушка-переводчик с него уже снята. Сейчас поставим ему на попку матрицу-антеннку и выбросим бывшего Пьянчужку в мир.
При полном молчании присутствующих Хенда подвела мальчика к застеленной несвежей простыней кушетке и жестом предложила ему лечь лицом вниз. Непроизвольно стараясь скрыть от наших взоров съёжившийся ребячий пестик, мальчик распластался на простыне. Хенда извлекла из сейфа шкатулку, достала оттуда коробочку, а из коробочки вынула печать не то что старинной, а просто стародревней работы и, подойдя к безучастно ожидавшему странной процедуры ребёнку, привычно и ловко оттиснула на его левой ягодице маленький чёрный штампик.
Глава 13
Пол поехал у меня из-под ног и, если бы не карлик, вовремя обвивший мою талию омерзительным щупальцем, неизвестно, удалось бы мне сохранить равновесие.
– То-то, Лохмач! – просверливая меня снизу вверх поросячьими глазками, прогнусавил Лапец.
Хенда легонько шлёпнула Володю по розовой попке, предлагая ему подняться, и когда мальчик сполз с кушетки, торопливо увела его за обитую кожзаменителем дверь. Вскоре она возвратилась и вперила в меня взгляд давно потухших, равнодушных глаз.