Самый лучший комсомолец. Том 5
Шрифт:
– Так можно, – согласилась Фурцева.
– Так я могу одолжить твой портрет? – вернулась к основной теме мадам Леже.
– Разумеется, – кивнул я. – У меня под рукой сейчас нет, но я вам обязательно пришлю.
– В Минкульте есть твои портреты на любой вкус, – велела не напрягаться Фурцева.
– Свадьба прошла хорошо?
– Будто во сне! – улыбнулась баба Катя. – Ты на нас с Эммой-то не дуйся – Андрей и Светлана счастливы, а с этой шебутной он бы все равно рано или поздно разбежался. Может не поедешь все-таки?
–
– Что за город? – полюбопытствовала мадам Леже.
– У меня готовый архитектурный план есть, – обрадовался я возможности еще немного попользоваться художественными талантами Натальи Петровны. – Давайте покажу, он без стратегических объектов, – добавил для напрягшейся Фурцевой – оно, конечно, подруга, но допуска не имеет. – Мне полную в больницу взять не разрешили.
Вынув из-под кровати тубус, расстелил план поверх покрывала.
– Будет красиво, – оценила мадам Леже.
– Могу ли я позволить себе еще одну просьбу к вам?
– Разумеется можешь! – разрешила она.
– Могу ли я попросить у вас эскиз барельефов профилей Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева для торцов вот этих четырех зданий на улице «Имени пятидесятилетия СССР»? – указал на девятиэтажки одной из центральных улиц.
– Пятьдесят лет СССР будет только через два года, – заметила Фурцева.
– Звучит намного лучше «сорокавосьмилетия», – ответил я. – Будем считать – на вырост. Советской власти же за два года ничего не сделается?
– Ей и за тысячу лет ничего не сделается! – излишне уверенно фыркнула Фурцева.
Видели, знаем. Но ничего, починка идет.
– Я никогда раньше не пробовала рисовать Сталина и Никиту Сергеевича, – решила поскромничать Надежда Петровна. – Но могу попробовать. Барельефы – это очень вдохновляюще! Я пришлю тебе эскизы как только смогу.
– Спасибо вам огромное, – поблагодарил я мадам Леже, и бабушки покинули палату, не забыв пожелать нам спокойной ночи.
На следующий день Вилка эксплуатировалась полным ходом, потому что нам принесли здоровенную коробку методичек «для служебного пользования» работниками КГБ, МВД и ГУРа, которые мы перерабатывали, добавляли мое послезнание и ее жизненный и служебный опыт, на выходе получая монографию с рабочим названием «Язык тела». Этот микс физиогномики, психологии и НЛП издать никто не даст, но «для служебного пользования» материал получится сногсшибательный. А главное – Виталина помогает совсем не понарошку и очень этому рада – пользу приносит товарищ капитан!
Идиллия была прервана деликатным стуком в дверь.
– Да?
Вошла старая добрая Виктория Викторовна – благополучно избежала осложнений после первого пришествия и набралась смелости
Поздоровались, и я прожестикулировал Виталине:
«Завод отдавать»?
«Отдавай», – показала она в ответ. – «Тебе все равно нужно что-то получше».
Обидно! Но справедливо – от меня стандартного соцреализма никто не ждет.
– Как ваша инфекция? – спросила учительница, водрузив на тумбочку плитку шоколада.
Не буду ничего про диету говорить – шоколад в нее не входит, но обидится же.
– Хоть в космос отправляй, – бодро отрапортовал я, убирая гостинец в тумбочку. – Спасибо большое, мы по шоколаду очень соскучились. Потом съедим, чтобы доктор не увидел.
– Кушайте на здоровье, – обрадовалась Виктория Викторовна реакции. – Голос-то какой стал – совсем мужик уже! Скажи еще что-нибудь?
Даже как-то неловко стало от этого «мужика»!
– Например?
– Например, обещанную идею для романа! – подсекла учительница. – От всей души поздравляю с победой на «Хьюге», кстати. Может мне тоже чего-нибудь научно-фантастического написать?
– Вот тут вот синопсис набросал, – достал из тумбочки взамен шоколада пяток печатных листов. – Персонажей и особенности текстового мира, – протянул ей. – СССР отправил на конкурс фантастики целого товарища Леонова не просто так, а подав сигнал – фантастика у нас теперь жанр уважаемый, а значит скоро…
– В него ломанутся все, – закончила за меня Виктория Викторовна. – Космический завод, значит?
– Проблемы те же что и на земном – раздолбайство, лень, саботаж и не желающий перевыполняться сам собой план, – кивнул я. – Потом можно про сельскохозяйственную планету написать – типа огромный космический колхоз.
– Колхоз себе заберешь? – спросила она.
– Не, я, извините, в Нобелевскую премию целюсь, поэтому буду немного другие книжки писать.
– А сам говоришь «фантастика серьезный жанр», – заметила она.
– Так и есть, – кивнул я. – Я же не знаю, за какую из книг нормальную, литературную, а не как у Пастернака – политическую – премию дадут, поэтому работаю по площадям. Высокоуровневый постмодернистский детектив вот на днях издадут, дальше еще пару-тройку мощных книг разных жанров напишу. В следующем году снова. И снова – до победного. Таких сюжетов я вам не дам – не потому что жадный, а потому что сюжет в таких книгах глубоко вторичен.
– Завода мне хватит, – умиленно улыбнулась Виктория Викторовна. – Ты не переживай – ты и так для меня больше всех вместе взятых сделал. Я об этом помню, Сережа. Прости меня, ладно?
– Вы чего? – протянул намокающей глазами учительнице платочек.
Гормональные бури начались, видимо.
– Ты мне и публикацию, и Союз, а я тебя чуть с родственниками и Фурцевой не поссорила, – высморкалась она. – Уезжаешь теперь. Мама твоя приходила, рассказала, – ответила на мой вопросительный взгляд.